Книги онлайн и без регистрации » Романы » Граница. Таежный роман. Солдаты - Алексей Зернов

Граница. Таежный роман. Солдаты - Алексей Зернов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 62
Перейти на страницу:

И хотя Голощекин не переносил, когда с ним разговаривали подобным тоном, он взглянул на Папу с невольным уважением.

— Вот теперь вижу, что понял, — с удовлетворением заметил Папа. — И учти: если б я тебе доверять перестал, по-настоящему перестал, ты бы лишнего дня не прожил. Сам понимаешь, не в домино играем. Я другого боюсь, Никита. Больно ты разогнался. Не умеешь вовремя по тормозам вдарить. Или не умеешь, или не хочешь. А когда тормоза отказывают, это последнее дело. Несет тебя, капитан. Смотри не врежься. Вмажешься — другие за тобой следом полетят. Так что притормози.

Голощекин осклабился.

— Хочешь сказать, мне на заслуженный отдых пора? Чтобы я, значит, преемников сам себе подготовил, а потом тебе на тарелочке принес? Вот, мол, Петрович, знакомься: новое поколение, мною обученное, опыт передал, вахту сдал, молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет. Так, да?

— Заткнись! — со злостью бросил Папа. — Да, так. И принесешь, и опыт передашь. Я за тебя твою работу делать не собираюсь. Но наводку дать могу. Слушать готов или тебе время нужно, чтоб остыть?

Голощекин вдруг успокоился. А хрен с ним, пусть мелет. Все равно он, Никита, ему сейчас нужен. Потом — разберемся.

Голощекин улыбнулся — широко, добродушно и даже немного виновато.

— Ладно, Петрович, — сказал он. — Давай говори.

— У вас есть такой старший лейтенант Жгут. Алексей Жгут. Кажется, он теперь завклубом.

— Леха? — изумился Голощекин. — А он тут при чем?

— При том, что он мне по многим причинам интересен. Вот с ним и поработай.

Голощекин растерялся. Осведомленность Папы относительно того, кто в гарнизоне заведует клубом, его не удивила. Но вот выбор — Леха Жгут! — просто потряс.

— Ты, часом, ничего не перепутал? — осторожно спросил Никита. — Ты хоть знаешь, кто это такой?

— Хороший офицер, — сказал Папа.

Голощекин расхохотался.

— Хороший офицер?! Подвели тебя стукачи твои, Петрович, ой подвели-и! Да ненадежней Жгута у нас только дворняги брехливые! Да и те хоть лают, если насторожить. А Жгут — раздолбай последний… Ну ты даешь!

Папа подождал, пока Голощекин отсмеется, и произнес тихо, почти вкрадчиво:

— Когда я говорю — хороший офицер, я знаю, о чем говорю. Он для нас — хороший офицер, а не для твоего долбаного командования.

— Да чем я его зацеплю? Пьет в меру. С бабами хихикает только для виду — жену свою обожает. На службу ему плевать — выгонят, так ему ж и лучше. — Голощекин пожал плечами и взглянул на Папу. — Может, ты знаешь, чего я не знаю?

— Играет он.

— Ну и что? И потом, разве это игра? Так, балуется по копейке. С кем у нас играть-то?

— А в городе?

— Ну, во-первых, он в городе не так уж часто бывает, во-вторых, везет ему, собаке. И потом, я Жгута знаю. У него, конечно, деньги в кармане не держатся, но если б он задолжал кому по-крупному, я бы знал.

— Почему?

— Да потому что он ко мне бы первому и прибежал! — усмехнулся Никита.

Папа нехорошо прищурился:

— А ты что же, вроде ростовщика? Всех хрустами ссужаешь?

— Не всех. Но Лехе бы дал, если б попросил.

— Вот и сделай так, чтобы попросил, — сказал Папа. — Пораскинь мозгами. И еще. Жену он, говоришь, обожает? На этом тоже можно сыграть. Жена у него красавица…

— И чего? Отбить? А потом пообещать вернуть? Так сказать, услуга за услугу? Я тебе, Леха, жену отдам, а ты мне отработаешь…

— Кончай веселиться, — оборвал его Папа. — Любимая жена — это его слабое место. И страсть к картишкам. Отсюда к пляши. Хоть вприсядку.

Папа застегнул брезентовую куртку, поднял с пола кепку и шагнул к двери.

— Все, пора мне, — сказал он.

Голощекин встал. Папа поравнялся с ним и, нахлобучивая кепку, произнес:

— У многих, капитан, любимая жена — слабое место.

Голощекин задохнулся.

— Не суйся! — хрипло выдавил он. — Не твое собачье дело!

— Мое, — жестко сказал Папа. — Так что тебе еще со своей мадам разобраться надо.

Голощекин схватил Папу за отвороты куртки и рванул на себя. Тот не сопротивлялся, но глаза его сузились, он моргнул, и Никите вдруг послышался тихий щелчок — будто сработала фотокамера. Голощекин выпустил из пальцев брезент и примирительно похлопал Папу по рукаву:

— Извини, Петрович.

Папа спокойно поправил куртку и поплотнее надвинул кепку.

— Вот потому я и говорил, что боюсь, — сказал он. — Отказывают у тебя тормоза, Никита.

Он вышел из фанзы. Голощекин встал у окна — коренастая фигура в высоких болотных сапогах и брезентухе виднелась у подножия склона. Никита решил немного переждать.

Если б Голощекину было ведомо чувство страха, стоило, пожалуй, испугаться. Тихий щелчок сработавшей фотокамеры, послышавшийся ему, означал одно: Папа этот разговор запомнил. Нехорошо запомнил — как подтверждение своих сомнений. Но Никита не знал, что такое страх. А вот что такое осторожность, знал. Следует впредь быть осторожнее.

Любимая жена — слабое место. Голощекин сжал кулаки. Да, любимая, подлая, предавшая, изменившая — и все равно любимая. Он ничего не мог с собой сделать. Он готов был ее убить, если б не знал, что за это придется отвечать. Он не представлял, как сможет жить с ней дальше, и не представлял, как сможет жить дальше без нее.

Странно, но он ни разу не подумал о том, что в ее чреве может быть его ребенок. Он просто не верил ей, а потому не верил и в такую возможность, хотя она была, маловероятная, практически ничтожная, и все-таки… Но даже если б он заставил себя поверить сейчас, потом он жалел бы об этом.

С Мариной придется расставаться. Не теперь, позже. Ее беременность нужна ему, пока он не решил, надолго ли еще застрянет здесь. Если с Папой не удастся наладить отношения, пусть катится к дьяволу. Голощекин уедет в другое место и там начнет дело сам. И тогда растущий Маринин живот его прикроет. Никита подаст рапорт: так, мол, и так, жена беременная, нуждаюсь в переводе; он нажмет необходимые кнопки, использует все свои связи и без потерь, не вызывая никаких подозрений, уберется отсюда. А уж тогда решит, что делать с Мариной.

Голощекин вновь посмотрел в окно — коренастая фигура в брезентовой куртке мелькнула на вершине холма и пропала. Можно идти. Он оглядел фанзу, носком сапога сгреб в кучку окурки, задвинул их за ящик и вышел.

Вокруг было тихо. Никита направился к частому ельнику, раздвинул колючие лапы — они сомкнулись за ним, отрезая от поляны, на которой стояла фанза.

Значит, Жгут. Голощекин пошел вперед, привычно вслушиваясь в звуки. Леха Жгут, у которого две слабости — карты и любимая жена. Но если у него, Никиты, в сложившейся ситуации жена действительно была слабым местом, то у Жгута — вряд ли. Лешкина Галина не наставляла ему рога с сопливым лейтенантом. Не была брюхата невесть от кого, заставляя своего благоверного исходить злобной ревностью и терзаться неизвестностью. Она целыми днями подтирала детсадовские задницы, а в свободное от работы время варила мужу борщи, дожидаясь его возвращения с губы. Пенелопа доморощенная.

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 62
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?