Парфянин. Испытание смертью - Питер Дарман

– У меня новости, господин. Много римской конницы идет на юг по Попилиевой дороге.

– Когда ты их видел?

– Два дня назад.

– Сколько их, Бирд?

Он пожал плечами:

– Сотен пятнадцать. Идут быстро. Их ведет человек с очень злым лицом.

– Спасибо, Бирд. Поешь и покажи свою лошадь ветеринарам. Пусть ее почистят и осмотрят.

Бирд поехал к наскоро устроенным конюшням, которые мы возвели из поваленных деревьев. Я снял с лука тетиву. Гафарн заметил мое волнение.

– Эти новости тебя тревожат?

– То, что римская конница идет на юг, означает, что они намерены соединиться с Крассом. А это значит, что как только они соединятся, то сразу же набросятся на нас, как волки на новорожденных ягнят. И, что только добавляет соли нам на раны, я, кажется, знаю, кто командует этими конниками.

– Кто?

– Мой старый приятель, Луций Фурий.

Гафарн всадил еще одну стрелу в центр мишени.

– Следовало убить его, когда была такая возможность!

– Знаешь, Гафарн, на этот раз ты абсолютно прав.

Через несколько дней до нас дошли еще более скверные новости. Двое разведчиков Бирда, отправленные на восток, чтобы следить за римлянами в Брундизии, вернулись назад, перебравшись через горы и пробившись на своих лошадях сквозь снега, завалившие там все дороги. Сейчас они сидели у меня в палатке, грязные и измученные, и рассказывали о том, что видели на Аппиевой дороге к западу от Тарента.

– Римляне идут сюда, господин.

– Сколько их? – спросил я. Сердце у меня упало.

– Мы насчитали пять орлов, господин, плюс вспомогательные войска, – это сообщил разведчик, который когда-то рассказывал мне, что десять лет прослужил пастухом в Лукании и поэтому отлично знал все высокогорные проходы в этих местах.

Я немедленно передал эту информацию Спартаку, который тут же собрал военный совет. О войске Красса по-прежнему не было никаких сведений.

– Этот отряд представляет наибольшую угрозу, – сказал Спартак, указывая на карту, над которой склонились Каст, Ганник, Годарз, Акмон, Афраний и я. – Они двинутся дальше по Аппиевой дороге до Капуи, а потом свернут на юг и либо усилят войско Красса, либо, если он к тому времени не придет туда, нападут на нас сами, – он посмотрел на нас.

– Это тридцать тысяч человек, – сказал Акмон, который уже избавился от повязки на плече. – Плюс те силы, что имеются у Красса.

– То есть еще тридцать тысяч, – сказал Каст, лицо которого уже приняло нормальный цвет.

– А сколько у нас? – Спартак посмотрел на Годарза.

– Не более пятидесяти тысяч, вероятно, даже меньше. Плюс пять тысяч тех, кто годен лишь наполовину.

– Но они все же могут стоять в строю и держать меч, – заметил Спартак. Потом он посмотрел на меня. – А что твои разведчики?

– Мои пастухи?

– Да. Ты говорил, что они пробились через горы.

– Да, господин.

Он посмотрел на карту. А я повернулся к Акмону, который в недоумении пожал плечами.

– Если бы нам удалось остановить одно из этих войск, мы, наверное, получили бы возможность разбить другое. Можно послать часть твоей конницы через эти горы, чтобы атаковать римлян на Аппиевой дороге. Ничего особенного, может, тысячу всадников, чтобы они лишь задержали этих римлян. – Он сейчас говорил как бы про себя, просто высказывал вслух мысли, что приходили ему в голову. – Они этого не ожидают. У них нет конницы, так что они не высылают вперед патрули охранения, да и в любом случае они не будут настороже, поскольку чувствуют себя дома и уверены, что мы плотно застряли здесь. Итак, что вы думаете по этому поводу?

– Если рассуждать теоретически. Это может сработать, хотя, если что-то пойдет не так, мы потеряем половину конницы, – сказал Акмон. – А почему бы нам не атаковать Красса до прибытия остальных сил?

– Потому что здесь у нас хорошая оборонительная позиция, – ответил Спартак. – Нас невозможно обойти с флангов, у нас полно воды, и мы в состоянии заставить противника сражаться на поле, которое выбрали мы, а не он.

– Я готов пойти в этот рейд, господин, – сказал я.

– Нет, Пакор, – ответил Спартак. – Ты мне нужен здесь. Пусть этот отряд ведет Нергал. Если ему повезет, он через неделю вернется обратно.

Я задумался о том, как тысяча всадников и их коней пойдут через горные перевалы, где, вероятно, все еще полно снега и дуют ледяные ветры. Воображение рисовало совсем невеселые картины. И займет этот рейд наверняка больше чем неделю.

– Тысяча конников не сможет остановить тридцать тысяч римлян, – заметил я.

– Знаю! – резко бросил Спартак. – Но их задача не разбить противника, а лишь дезорганизовать его и задержать.

– Сомневаюсь, что им удастся даже это, – сказал Афраний.

Он сел, забросив правую ногу на подлокотник кресла, с глупой улыбочкой на лице демонстрируя раздражающую самоуверенность, столь ему свойственную. При обычных условиях я бы не обратил на это внимания, но сегодня все было иначе. Может, меня бесило то, что у меня забирают почти половину моей конницы, которую я рекрутировал, собирал, муштровал и готовил, а потом водил в бой, или, что гораздо более вероятно, я уже начинал понимать, что наше войско исчерпало все свои возможности, и я никогда не увижу родной дом. Но, какова бы ни была истинная причина мой вспышки, я вскочил с места и набросился на Афрания, сбив его на землю. Потом схватил его левой рукой за ворот туники и с силой врезал тыльной стороной правой ладони по лицу. Потом сжал пальцы в кулак и засадил ему по носу, из которого тут же пошла кровь. И отшвырнул Афрания на пол.

– Я уже довольно наслушался твоих выступлений! На всю жизнь хватит!

Он поднялся на ноги, разъяренный, и выхватил меч. Я тоже выхватил спату и встал перед ним. В его глазах пылала ярость, лицо исказила ненависть. Он был на пять дюймов ниже меня, а из носа у него текла кровь, но он был готов к схватке, как злобная собака. А я радовался возможности с ним схватиться. Он всегда меня дико раздражал, а ощущение безысходности положения, в котором мы теперь оказались, требовало хоть какого-то выхода. Я улыбнулся ему, как бы приглашая атаковать меня первым. Я бы с радостью его убил. И он, несомненно, испытывал точно такие же чувства.

– Того, кто победит в этой детской забаве, – спокойным тоном заявил Спартак, – я убью собственными руками. Уберите оружие, иначе умрете оба! Ну, быстро!

Афраний по-прежнему злобно пялился на меня и не шевелился. Я взглянул на Спартака, который стоял скрестив на груди свои мощные руки. На лице его было написано одно презрение. Его дружеское расположение значило для меня слишком много; в конце концов, именно он являлся главной причиной того, что я оказался в этом войске. К тому же я помнил, что он мой главнокомандующий. Я убрал меч в ножны. Афраний победоносно улыбнулся.