Факультет закрытых знаний - Маргарита Блинова

Зачем так много сладкого?

Ответ очевиден: примирительная взятка для Итона-Бенедикта. С чего я взяла, что суровое сердце моряка помогут смягчить кондитерские изделия? А с того, что наш новый ректор был диким сладкоежкой!

Да-да! Именно сладкоежкой, и именно диким!

Я обратила на это внимание еще в тот день, когда мы вместе пили чай. Обеденный стол был буквально завален различными сладостями, которые увлеченный разговором мужчина поглощал с таким аппетитом и жадностью, что страшно было смотреть. Если бы я клала столько ложек сахара в чай, у меня наверняка что-нибудь бы слиплось, но организм ректора, видимо, работал иначе. Вторым доказательством пристрастия ректора к сладкому были приторно-сладкие духи его любовницы. Сомневаюсь, что хоть одна адекватная женщина станет душиться чем-то подобным, если только этот запах не доставляет любимому кучу удовольствия. Эх, на какие только жертвы не идут женщины ради своих вторых половинок!

Окрыленная и довольная собственной наблюдательностью, я забежала к себе в комнату, переоделась, захватила одну крайне нужную вещь и решительно двинулась извиняться.

Правда, решимость действовать малость поугасла, едва я подошла к дому ректора и остановилась на крыльце. Просто вспомнила, как перекосилось его лицо от ярости, как он кричал: «Пошла вон!» – и как легко – словно картонная – вылетела в коридор массивная дверь, едва Итон-Бенедикт коснулся ее ладонью. А что, если я ошиблась и вместо пакета с выпечкой ректор предпочтет отбивную из наглой парды?

Ладно, вносим поправки в план действий!

Шаг первый – извиниться и загладить вину перед Итоном-Бенедиктом письменно…

Поставив белый пакет на крыльцо рядом с входной дверью, я порылась в карманах, отыскала смятый листок с давнишней шпорой и нацарапала карандашом для глаз: «Простите». Придавив листочек оторванной дверной ручкой, я торопливо развернулась и почти бегом помчалась по тропинке прочь. Кто сказал, что это бегство? Побойтесь кошачьих богов, парды не бегут! Это не бегство, это тактическое отступление.

Я практически скрылась за поворотом тропинки, как меня настиг шум отпирающейся двери и ехидный комментарий:

– Никогда бы не подумал, что парды способны трусить.

Ноги словно приросли к земле, кошачья сущность возмущенно зашипела, а я медленно развернулась и смерила стоящего на крыльце человека обиженным взглядом.

– Никогда бы не подумала, что люди способны выбивать ладонью кованые двери.

Итон-Бенедикт осклабился, отчего выражение его загорелого лица стало неприятным и даже отталкивающим. Сделал плавный скользящий шаг по направлению ко мне и неожиданно оказался с удивленной пардой нос к носу. Один шаг! Он сделал один шаг! Так каким же образом ректор преодолел внушительное расстояние и оказался практически вплотную?!

– Кто сказал, что я человек, Мими?

Ректор подмигнул, и прямо на моих глазах самый заурядный черный человеческий зрачок начал менять свою форму. Черная капля на миг затопила всю зелень, затем дернулась, словно живая, и начала сужаться. Вот только теперь зрачок приобрел совсем иную форму – он стал вертикальным.

– Кто сказал, что я человек? – с каким-то особым наслаждением повторил Итон-Бенедикт, а я поняла, что сейчас самым неподобающим для парды образом заору от ужаса.

Боевая трансформация началась автоматически, без участия меня или кошачьей сущности. Обнажая длинные когти на ногах, лопнули кожаные сапоги; затрещала по швам одежда, а рот ощерился длинными клыками.

Глядя на меняющуюся прямо перед ним парду, ректор неожиданно радостно улыбнулся.

– Это будет забавно, – с огоньком предвкушения в глазах заметил он, и я невольно попятилась.

Ну его! Адекватные люди не нарываются на потасовку с пардой в боевой трансформации. Адекватные люди бегут прочь!

– Вы меня пугаете, господин ректор…

Итон-Бенедикт придвинулся чуть ближе. Загорелое лицо исказила не поддающаяся описанию гримаса, черты заострились, а глаза начали светиться.

– Что такое? – спросил Итон-Бенедикт. – Больше не считаешь меня мягким как подушка?

Зажмурившись от накатившего страха, я мелко затряслась. Нет, такого просто не может быть. Может, это и не ректор вовсе? Может, его подменили злобным братцем-близнецом?

Послышался смех, а следом раздраженное:

– Наберись мужества посмотреть своему страху в глаза, Мими!

Детское прозвище, произнесенное странным, не то свистящим, не то шипящим голосом, резануло по ушам и заставило очнуться. В ту же секунду проясняющееся сознание нашло решение.

По-прежнему не открывая глаз, я качнулась, молниеносным движением обхватила корпус Итона-Бенедикта, крепко прижав его руки по швам, и испуганно замерла, уткнувшись лбом в тяжело вздымающуюся мужскую грудь.

– Чего это вы делаете, Вейрис?

В его голосе по-прежнему слышались раздражение и необъяснимая ярость, но к прежним агрессивным ноткам добавилась капля удивления.

Уже хорошо. Ведь одновременно испытывать злость и удивление люди не могут. С другой стороны, как верно заметил сам ректор, он не человек.

Сглотнув, я только сильнее сжала мужчину в объятиях.

– Использую принцип физического сдерживания… – севшим от страха голосом прошептала я, не поднимая головы. – Если я буду вас держать, вы не обернетесь.

Мужчина хмыкнул и дернул плечом.

– Боишься узнать, кто я на самом деле?

– Очень боюсь, – созналась я, прикусила нижнюю губу и неожиданно всхлипнула. – Это нечестно, господин ректор! – Меня словно прорвало. – Я же пришла к вам извиниться за то, что наговорила в кабинете. Сама не знаю, какая муха меня укусила, раз я сказала такое о вашей матери. Мне правда стыдно! И я ведь пришла потому, что хотела поговорить о Джероме и узнать ваше мнение. Кошачьи боги, вы даже не представляете, как сильно мне нужен сейчас ваш совет. А вы…

Мой голос дрогнул, выдавая обиду и страх.

– Извиниться? – переспросил ректор напряженным голосом и язвительно напомнил: – Ты малодушно подкинула на крыльцо сладкую подачку с клочком бумаги и испуганно убежала, поджав свой черный хвостик. Считаешь, этого достаточно для извинений?

Неожиданно всхлипнув еще раз, я отпустила его и отступила.

– У вас была женщина… Я почувствовала запах ее духов на крыльце, – глядя исключительно на носки своих сапог, проронила я. – Не хотела мешать… Все-таки выходные… Вы, наверное, тоже хотели отдохнуть…

Это была ложь. Убийственно-сладкий запах я почувствовала только сейчас, прислонившись лбом к его рубашке. Ректор был прав: в действительности я струсила и попыталась спастись бегством, но почему-то признаваться в этом не хотелось.

Несколько минут молчания показались мне бесконечно долгими. Мы просто молча стояли лицом к лицу, а затем ректор тяжело, свистяще вздохнул.