Там, где мы служили - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень обернулся. Ко лбу над остановившимися глазами прилипла выбившаяся из-под шлема мокрая прядь. Медленно поднимаясь и не сводя глаз с товарищей, Денис сказал ясно и потрясенно:
— Они их… съели.
Была какая-то суета — крики, шум, даже стрельба почему-то, и Джек шумел вместе со всеми, и тащил из домов визжащих, сопротивляющихся местных, и орал на них. Был день, было светло, кругом бегали и шли люди, Фишер с кем-то ругался по рации… И в то же время Джек не воспринимал ни людей, ни звуков — словно смотрел неинтересное кино, полностью поглощенный своими мыслями…
…Во дворе дома были найдены головы, чаны с внутренностями и кровью, около семидесяти килограммов человечины… Одно тело — уже без головы и распотрошенное — висело на грубых разделочных крюках. Когда Дик кивнул Джеку — сними, мол! — Джек просто зашелся в истерике. Мысль о том, что придется снимать, брать руками человеческое тело, разделанное, как туша животного, начисто выбила его из колеи. Джеку почудилось, что ожили самые страшные строки и снимки из учебника «Истории Безвременья на Британских Островах», что он вообще попал в те времена, в общем-то не такие уж далекие, но уже совершенно непредставляемые… Дик, наверное, подобное тоже видел впервые, потому что заорал на Джека и ударил его по лицу, Ласло вступился… Получилась омерзительная, ужасная сцена, еще более тошнотная от того, что происходило все это около трупов. Разрядился Дик тем, что выпустил заряд «двойки» в окно дома…
…На площадь выволокли всех, просто пристреливая тех, кто выказывал хоть малейшее нежелание идти, причем делалось это мгновенно, без предупреждения и угроз. Окружив площадь своими людьми, лейтенант Фишер лично выволок из помертвевшей от ужаса толпы старосту и выстрелил ему в лоб. Поднялся было вой, но солдаты коротко полоснули из автоматов прямо в передний ряд… Фишер начал говорить:
— Слушать меня! Скажите мне, наши солдаты жгли ваши деревни, отнимали ваш скот, насиловали ваших девушек?! Они ели вас самих?!
Толпа молчала, тяжело дыша страхом. На большинстве лиц и в большинстве фигур читалась отчетливая печать сильнейшего генетического вырождения и тяжелых болезней. Многие, наверное, даже просто не понимали слов офицера.
— Нет! Они — не делали так! Махди — делали! Так почему вы не предупредили наших солдат, что в вашей деревне засада?! Кто командовал бандой?! Я спрашиваю: кто командовал бандой?! Вы не можете не знать!
Толпа молчала. Никто не двигался, только плакали несколько детей.
Фишер отлично понимал, что его слова падают в пустоту. Эти существа боялись тех, кто приходит в темноте. Они боялись и белых солдат. Боялись кровавого бога, рожденного Холодной Ночью. Боялись, боялись, боялись… И даже то, что солдаты-пришельцы вели себя намного добрее — пугало, потому что было непонятно. Понятней были махди — такие же, как сельчане, такие же, как сама жизнь: жестокие и ничего не дававшие, но бравшие все. Еще страшней были другие белые, неумолимой рукой управлявшие махди — еще более жестокие, чем сама жестокость…
Фишер был солдат и, как и все хорошие солдаты, исповедовал древний принцип: «Если могу не стрелять — не стреляю!» Но он был еще и хускерл «Фирда»…
…По его приказу из толпы вытащили одного из мужчин. Лейтенант выкрикнул ему в лицо:
— Теперь ты — староста этой деревни! Я тебя назначаю!
Тот, до сих пор стоявший равнодушно-спокойно в ожидании своей участи, вдруг ожил. Выразилось это в том, что он, бухнувшись в ноги лейтенанту, завыл дурным голосом на лингвафранка:
— Я?! Староста?! Нет! За что?! Чем я виноват?! Меня убьют! Завтра! У меня семья! Господин!
— Вот что. — Фишер поднял его за бороду. — Я знаю, что у тебя семья. И я — клянусь Солнцем и честью! — сейчас здесь прикончу на твоих глазах всю твою семью, одного за другим, если ты еще хоть словом возразишь мне! Не завтра! Сегодня убью! Сейчас!
Внезапно Джек, завороженно наблюдавший за этой сценой, ощутил, как на него тяжело навалился стоявший слева Мусти Ламберг из отделения поддержки — и что-то хлынуло на плечо охнувшего и согнувшегося от неожиданности англичанина. Джек, еще ничего не понимая и удерживая тяжеленного Мусти, увидел, как Вовка Стирко из первого отделения дернулся назад и вверх, вскидывая пулемет над собой… и рухнул спиной в пыль, заливаясь кровью из-под шлема.
— Снайпер! — заорал кто-то, и все бросились к стенам, под прикрытие домов.
Местные с воплями попадали сплошным грязным ковром халатов. Джек дернулся было бежать, но услышал:
— Не бросай… — и понял, что Ламберг жив. Изо рта норвежца текла кровь, но глаза смотрели, и из них лились слезы.
Всхлипнув сам от неожиданного страха, Джек перехватил Мусти под мышки и волоком потащил к стене, обливаясь противным, липким ледяным потом. Иоганн выскочил навстречу от какого-то дверного проема… но, подхватив норвежца, тут же выпустил его:
— Мертв.
Джек увидел, что это действительно так. Наверное, Ламберг умер сразу, как только попросил не бросать его.
— Откуда он бьет, кто видел?! — послышался крик Фишера.
— Да вон он! — ответил кто-то. И все увидели, как из свежей рощи в километре от деревни вырвался и тут же канул куда-то небольшой мотоцикл. — Ушел, гад!
Фишер, побледнев, молча ударил по стене кулаком, оставив в глинобитной стене вмятину.
— Кто это был?! — Он перехватил свою чудовищную «сайгу» и направил ее на толпу, медленно поднимавшуюся с земли. — Или скажете, или останетесь лежать тут мертвые!
— Это бей «синих беретов»…
— Он тут командовал…
— Мы не виноваты, белый господин…
— Мы боимся, господин…
— Он видит под землей…
— Он читает в воздухе следы мухи…
— Он ведает наши мысли…
— Как его зовут?! — Лейтенант походил на взбешенного пса.
Ответом было молчание. Испуганное, полное и искреннее.
— Сжечь! — Фишер ткнул в сторону храма. — Мы возвращаемся в лагерь, как только прибудут вертолеты. Все кончено…
* * *
День был на редкость неудачным. Общие потери убитыми составили 63 человека. Двадцать были тяжело ранены или искалечены. Поражение! И оно послужило сигналом — сигналом о том, что на «той стороне» появилась редкость. Враг, знающий, что он делает.
— Ты сегодня какой-то очень рассеянный.
Голос Стеллы звучал мягко, но все равно немного недовольно. Джек тяжело вздохнул и, перекатившись на живот, потерся виском о локоть девушки.
Они лежали возле каменной стенки, в густой ржи, скрывавшей их полностью. Уинд и «Багги» стояли неподалеку возле зеленеющего куста, на котором алели крупные ягоды. Алые на зеленом — как сгустки свежей крови на полевой форме… Джек потряс головой и улыбнулся: