Сущий рай - Ричард Олдингтон

Крис был польщен. Вот это умная девушка. Он уж был готов к тому, что Марта сразу станет очень холодной и официальной, как только она узнает, что больше не будет заказов от библиотеки Риплсмира. Наоборот…

— Что вы теперь будете делать? — спросила Марта.

Крис подробно объяснил.

— Но по душе ли вам это? — сказала Марта. — Это звучит довольно мрачно и оплачивается скверно. Разве вы не могли бы найти что-нибудь получше?

— Я отказался от двух лучше оплачиваемых мест: узаконенного альфонса и риплсмировского лизоблюда. Как ни скучно преподавание и как ни плохо оно оплачивается, это настоящая работа, полезная для общества. Но не будем больше об этом говорить.

— Вы будете жить очень далеко, — задумчиво сказала Марта. — Вероятно, я больше никогда вас не увижу.

— О, мы с вами увидимся, — выразительно сказал Крис. — Если только вы сами не запретите этого. Мне было бы очень тяжело не видеться с вами часто.

Марта ничего не сказала: наступило странное, смущенное молчание. На одну секунду их взгляды встретились, и ее взгляд рождал ощущение такой удивительной глубокой близости, что Криса сразу охватило радостное волнение, ибо взгляд выражал… Что он выражал? Не слегка агрессивное «Ti voglio bene» Гвен, не насмешливое «думаешь, так я тебе и далась?» Анны, но нечто более открытое и более глубокое, более чувственное и в то же время беззаботно-веселое.

— У нас здесь тоже перемены, — сказала она как будто совершенно небрежно. — Эта идея Анны с кондитерской и книжной лавкой — глупость. Это не окупается, так что я теперь сдала обе лавки. К тому же Анна возвращается поздно и работает спустя рукава. Ей это уже надоело.

— Вероятно, это Джон ее отвлекает? — неосмотрительно сказал Крис.

— А вы ревнуете? — пытливо осведомилась Марта.

— Не очень, — Крис рассмеялся довольно невежливо. — Она меня чуть с ума не свела. Заставила меня почувствовать такую горечь и презрение к себе, когда очень наглядно дала мне понять, что для нее я, пока богат мой отец, и я без гроша — это далеко не одно и то же. Пожалуй, она отчасти виновата и в той истории с Гвен…

— Думаю, ей стоит только свистнуть, и вы вернетесь к ней, — сказала Марта с кошачьей жестокостью.

Крис обиделся.

— Зачем вы это говорите? Вы же знаете, что это неправда.

— Вы уверены?

— Да, уверен…

Раздался громкий звонок. Крис замер на стуле, и чувство сильнейшей досады овладело им. Прервали — так скоро! Марта инстинктивно приподнялась на колени, чтоб идти открывать, но сейчас же снова опустилась на подушки. От ее движения шелковый халат приоткрылся, и с внезапным трепетом Крис не столько увидел, сколько угадал, что под халатом ничего нет. Неужели?.. Он вопросительно уставился на нее…

— Пускай себе звонят, — равнодушно сказала Марта.

— Марта!

— Что?

— Вы в самом деле не впустите их?

— Если только вы этого не хотите.

— Хочу! Да я готов убить всякого, кто помешает нам сейчас. Так счастлив я не был уже…

Дзинь! Снова послышался звонок.

— Идите вы к черту! — громко сказал Крис.

— Шш! Там могут услышать. Сидите тихо, пока они не уйдут.

Они сидели молча, изредка улыбаясь друг другу, с веселым заговорщическим видом. Крис сгорал от нетерпения и нахлынувшего на него желания. Ванна, занавешенные окна, шелковый халат и, наконец, ее нежелание отвечать на звонок — все это могло значить только одно. Марта желает его, она хочет принадлежать ему, она предусмотрела все. Крису хотелось броситься перед ней на колени, со страстной благодарностью целовать ее руки и ноги, а потом тихонько раскрыть шелковый халат, скрывавший такую сладостную красоту. Он слегка дрожал, лоб у него был горячий и точно стянутый. Он взял себя в руки: сначала нужно договориться, здесь не должно быть обмана с его стороны и разочарования для нее. Спокойнее, но все еще дрожа, он наклонился к радиатору, отогревая похолодевшие от возбуждения руки.

Звонок прозвонил еще дважды, а потом наступило долгое молчание. Они смотрели друг на друга и слушали, наклонив головы набок.

— Кажется, они наконец ушли, — сказала Марта, вздохнув с облегчением.

— Надеюсь, больше никто не будет звонить.

— Можете обвязать звонок носовым платком, — небрежно сказала Марта, — и отодвиньте немножко стол. Он слишком близко к радиатору.

Крис быстро повиновался. Наклонившись над Мартой, чтобы отодвинуть стол, он невольно увидел две блеснувшие белизной груди и ложбинку между ними. Марта посмотрела на него снизу вверх с робкой и в то же время зовущей улыбкой. Для нее момент уже настал. Но не для Криса. Хотя он жаждал упасть перед ней на колени и прильнуть к ее губам, он резко отвернулся и снова сел на стул. Марта не отрывала глаз от накалившихся докрасна витков радиатора, и он увидел, что ее губы чуть-чуть дрожат.

— Марта!

— Да? — Она не смотрела на него.

— Марта, вы знаете, что это значит, когда двое людей, таких, как мы с вами, внезапно чувствуют непреодолимую робость и смущение, как только они остаются вдвоем? Когда одно прикосновение руки, один только взгляд повергает их обоих в сладостное замешательство и смятение?

Марта ничего не сказала, и Крис продолжал. Его голос, вначале слегка дрожавший, теперь окреп.

— Так вот, это значит, что им обоим приходят одни и те же невыразимые мысли, что ими обоими владеют одни и те же невысказанные чувства. Это значит, что они желают друг друга. Я почувствовал это в первую же нашу встречу, хотя, признаюсь, тогда я судил о вас иначе, и я ощущал это все сильнее и сильнее каждый раз, когда мы с вами встречались снова. А вы?

Марта опять ничего не сказала, и Крис повторил:

— А вы?

Она кивнула, как показалось Крису, чуточку грустно.

— Но в этом нет ничего грустного, — весело сказал он. — Наоборот, это очень радостно. Мы должны благодарить судьбу, что мы не слишком высокомерны, и не слишком глупы, и не слишком скованы запретами для подобных переживаний. Мне кажется, — нет, я уверен! — что никогда в жизни я не был так счастлив, как сегодня, особенно с той минуты, как до моего тупого ума мужчины дошла наконец чудесная истина: что у вас ко мне то же чувство, что у меня к вам. Я никогда не думал, что можно ощущать такое чистое счастье.

Марта взглянула на него с быстрой, смущенной улыбкой и так же быстро отвела глаза.

— Теперь я уже не чувствую себя с вами неловко. Это все равно, как если тебя неожиданно переместят из знакомого трехмерного мира в мир какого-то неведомого четвертого измерения. Я предстану перед вами как некое открытие. Вы предстанете передо мной ка к объект исследования. Но, Марта, этот мир стар как само человечество, хотя для нас он нов и свеж. Он прекрасен и поэтому хрупок. И потому что он сейчас для нас так доступен, мы должны быть особенно осторожны. Мы должны войти в него как цивилизованные человеческие существа, не как испанцы, варварски вторгшиеся в Новый Свет.