Безопасный уровень - Константин Зубов

Мы добавляли контент и новых детей, тем временем выросли первые. Понемногу тех, кто пришел из внешнего мира, мы вывели в отдельное место, и дети, вернее, уже подростки стали вариться в своем котле. И тут случился второй пик, сильно превзошедший первый. Смотреть за людьми, которые понятия не имеют об иной жизни, оказалось для вашего вида намного интереснее. Я полагаю, это связано с тем, что зрители считали себя выше игроков.

Сложность была только в правдоподобности. Даже у ограниченных и слаборазвитых участников Игр рано или поздно возникли бы вопросы о достаточности ресурсов, когда-нибудь исследовав свой мир, они бы поняли, что потребляют значительно больше, чем производят.

Тогда мы придумали систему МультиМирового Устройства. Имитировали поиск выживших за куполом, в результате которого был якобы найден еще один город, переговоры двух поселений и заключение выгодного соглашения о взаимном сотрудничестве.

Теперь, если что-то прибывало в один мир, сообщалось, что оно произведено на внешних месторождениях или во втором. Так же жители могли наблюдать за жизнью соседей. Естественно, контент тщательно фильтровался.

— Во втором городе не было детей?

— Только поначалу. К тому времени мы поняли: это проект на десятилетия. Давно уже в закрытых резервациях, имитирующих подземные убежища, выращивали детей, считающих мир радиоактивным и пустым, потом в нужное время руководители городов находили их и спасали. Кстати, жители Игр поголовно не разбираются в радиации, у них просто нет нужных книг и учебников. Все считают: чем взрослее человек, тем сильнее на него действует излучение, и что детей оно не трогает.

А разве это не так?

Нет, радиация убивает всех одинаково.

Судья переводит дух, и, одно из существ, воспользовавшись паузой, громко мычит, привлекая его внимание, Вершитель оборачивается: мычащий указывает на чашу с икринкой.

— Нужно перенести десятого… то есть зародыш в другую ванночку, — объясняет Вершитель, опустив голову. Второй раз этот жест, вероятно, смущение. — Ему важно соблюдать режим.

— Сначала мы закончим тут, — возражаю я, но чувствую сомнения Сергея, ему кажется, что мы добьемся большего если будем сотрудничать.

Ларгус замечает мои колебания и говорит:

— У нас будет долгий разговор, поверь, мне есть что тебе сказать, я… — снова опущенная голова, — я даже рад, что ты пришел.

Что еще за новости?

Втирается в доверие.

— Но маленькому члену моей семьи нужна помощь, у него уже сформировались височные уловители. Он передает, что пора в другой раствор.

— Я могу его перенести, — уступаю я, но тут громкое мычание и стоны наполняют пещеру. Жабы возмущены идеей, что я возьму десятого: все они судорожно рвутся, пытаясь освободиться. Хорошая возможность проверить, надежны ли путы. Их кожа разом темнеет. У Вершителя тоже, но он держится.

— Ладно, ладно! Успокоились все! — я кричу, перебивая скулящий хор, и обращаюсь к судье: — Кто тут кто тебе?

Он кивает на самую темную жабу, ту, которая первая обратила внимание на икринку.

— Это — Вторая, если говорить по-вашему, — моя жена. Остальные — с третьего по девятого — наши дети.

— А как вы восстанавливаете семью в случае смерти родителя?

— Участие второго родителя в зачатии минимально, но, если я или Вторая умрем, место погибшего займет Третий… Опережая вопрос… Каждый из нас обоих полов.

Какая гадость!

Спроси про те штуки, которыми икринка дает указания. Телепатия?

— Что такое височные уловители?

Судья мнется, остальные переглядываются, мычание стихает.

— Мы не говорим про это даже среди своих, эта такая особенность вида. Мы ее в какой-то мере… стесняемся.

О! Еще один кусочек пазла.

— Отвечай, если хочешь, чтобы я помог… десятому.

Он сдается и говорит:

— Наши виды сильно отличаются. Ко всем особям, не являющимся членами семьи, мы почти равнодушны…

— Да и у нас посторонние не сильно любят друг друга.

— Не так. Если ребенок вашего вида будет тонуть в реке, его, вероятно, спасут чужие люди. Даже рискуя собой. У нас же, — он явно не хочет продолжать тему и затравленно оглядывается, — любой, без исключения, пройдет мимо.

Как они покорили космос с таким подходом?

— Височные уловители — это часть нашей анатомии, наросты над ушами длиной в среднем шесть сантиметров, — он поворачивает голову, чтобы я лучше видел: там, где у людей уши, у него выпуклость коричневого цвета, будто кто-то вдавил палец наполовину в череп и так оставил, — они развиваются еще в икринке… Не очень просто объяснить… В общем, первых девятерых окружающих, кого встречает зародыш Протоланина…

С планеты Протолан?

…его уловители принимают как семью. Остальных или как свой вид, или как иную форму жизни. Разница между последними двумя невелика.

Он говорит так тихо, что я едва его слышу.

— Если кто-то погибает, то семья заводит нового члена. Больше девятерых особей уловители не могут запомнить, хоть и предпринимались попытки изменить это генетически. И с их помощью семья может общаться на уровне базовых команд вроде: хочу есть, мне больно и подобных.

Слабая привязанность к виду, чрезвычайно сильная к семье и базовые навыки телепатии, если это правда, информация пригодится.

Похоже, прежде чем продолжать, придется решить вопрос с Десятым.

Холодно. Затекла спина, болит нога и руки. Отвык от таких ярких ощущений. Пришла пора стимульнуться. Аптечка оказывается в руке. Укол в шею.

Встаю, потягиваюсь и спрашиваю у судьи:

— Кого освободить?

— Любого. Но если отвяжешь меня — я смогу включить компьютер и показать тебе кое-что интересное, после того как перенесу Десятого, — видя выражения моего лица, он быстро добавляет: — Руки и ноги можешь не развязывать.

— Интересное?

— Я не знаю, что ты помнишь, но в архиве есть все про тебя, в том числе много видеофайлов о твоей семье.

Я резко встаю и подхожу вплотную к Вершителю, мое лицо в двадцати сантиметрах от его. Вижу гладкую блестящую кожу. Вижу, как расширяются ноздри практически отсутствующего лягушачьего носа. Как пульсируют зрачки выпученных глаз. Как чуть дрожат губы огромного прямого рта. Ощущаю исходящую от него вонь. Чувствую, как он боится. Волнение — темнеют, страх — светлеют.

— Есть запись смерти Кристины?

Он закрывает глаза, возможно, ему тоже омерзительно смотреть на меня вблизи, подбородок, переходящий в шею, надувается, как у обычной земной жабы. Как бы не плюнул, может, он ядовитый? Но нет, он просто хочет что-то сказать.