Слепой. Я не сдамся без боя! - Андрей Воронин

— Ладно, — расценив поведение напарника как знак того, что все более или менее в порядке, принял на себя ответственность за окончательное решение Фархад. — Давай, веди девчонку, пока она снова того… не заблудилась.

— Бабло, — деликатно и вместе с тем проникновенно напомнил бритоголовый. — Желательно, вперед. Полштуки гринов меня вполне устроят.

Фархад поморщился, видя такую неуступчивость.

— С лавандосом сейчас проблема, — сказал он, почти не покривив душой. — Честно говоря, полный голяк. Но это только сейчас, — поспешно добавил он, заметив нетерпеливое движение собеседника. — И потом, что ты определился на этой мелочи? Сам же говоришь, на сигареты не хватит… Подожди чуть-чуть, проверни для нас одно дельце, и получишь реальные деньги, чтоб хватило не только на курево, но и на бензин для зажигалки.

— У меня газовая, — заявил бритоголовый, — и проворачивать для вас, братва, я ничего не собираюсь. Я уже сказал: мне с вами по одной статье идти неохота, поищите себе другого лоха.

— Да при чем тут лох, при чем тут статья! Машину с товаром надо перегнать. Водителя задержали и депортировали, документы на груз пропали, а фрукты портятся. Меня остановят — совсем плохо будет: товар конфискуют, машину отберут, регистрацию аннулируют, из города вышлют, что я дома жене и детям скажу? А у тебя такая ксива, что с ней до Красной площади на танке доехать можно — с мигалкой, по встречной полосе… Помоги, а?

— Знаю я ваши фрукты, — недоверчиво проворчал бритоголовый помощник депутата. — А сколько заплатишь?

— Пять тонн могу дать, — ничем не рискуя, предложил Фархад. — Само собой, зеленью.

— Фруктами, — иронически подсказал помощник депутата. — Не многовато за машину гнилых яблок?

— И за то, что сестру выручил, — напомнил Фархад. — Ну, что тебе стоит? Заберешь в гараже у наших ребят, это рядом с Кольцевой, перегонишь в центр и передашь продавцу. Я с тобой поеду, чтобы с земляками проблем не было. Сделаем дело, получишь бабки, и расстанемся друзьями…

— А «калаш» вам зачем — яблоки караулить? — спросил въедливый помощник депутата.

— Почему яблоки? Апельсины, мандарины, ананасы, фейху… фейхоа всякое… — дипломатично, как ему казалось, обошел неудобный вопрос об автомате татарин.

— Ладно, — проворчал бритоголовый, — я подумаю.

— Думай быстрее, дорогой, товар портится! Пропадет — денег совсем не будет, хоть ты на куски меня режь!

— Подумаю, — повторил помощник депутата. — Пойду, приведу вашу… гхм… сестренку, пока она и впрямь опять во что-нибудь не влипла. Ты водку-то употребляешь, обрезанный, или вера не велит?

— Пророк не велел пить вино, — сообщил Фархад. — А про водку в Коране ни слова, спроси, кого хочешь…

— Знаю, знаю я эту вашу мульку, — ухмыльнулся бритоголовый. — Ох, и хитрый же вы народ! Правильно товарищ Сухов говорил: Восток — дело тонкое… Хотя, когда касается этого дела, — он звонко щелкнул себя ногтем по горлу правее кадыка, — все становятся такие хитрые, что дальше некуда. Короче, литруха-другая у меня в тачке найдется. Мечи на стол закусон, моджахед, обкашляем это дельце. Кореш твой, конечно, не пьет?

— Курит, — лаконично ответил Фархад, про себя радуясь удаче, истинные размеры которой только теперь начал понемногу осознавать.

— Ну, мы ему еще и понюхать дадим, чтоб глядел веселее, — пообещал бритоголовый и, дружески помахав рукой, вышел из квартиры.

— Проходите, гости дорогие, присаживайтесь, — глубоким бархатным басом пророкотал генерал-лейтенант Рябокляч, указывая на плетеные стулья, соседствовавшие с ломящимся от закусок и фруктов круглым столом. — Перекусим, чем бог послал, поговорим, расслабимся…

Судя по некоторым признакам, Остап Богданович Рябокляч начал расслабляться с самого утра и ушел по этому пути так далеко, что догнать его не представлялось возможным. Легкая гримаса, промелькнувшая по холеному лицу генерал-полковника Алехина, свидетельствовала о том, что он тоже это заметил и не пришел от этого в восторг. А это, в свою очередь, означало, что генерал-майору Потапчуку особенно расслабляться не стоит, а стоит, напротив, держать ухо востро и внимательно следить как за своей речью, так и за настроением собеседников.

Упомянутый выше стол, как и прилагавшиеся к нему плетеные из настоящей лозы удобные полукресла, стоял посреди радующего глаз свежей зеленью, идеально ровного английского газона. Позади громоздился, вознося в безоблачное небо увенчанные затейливыми жестяными флюгерами башенки, отдаленно смахивающий на готический храм или баронский замок скромный загородный коттедж Остапа Богдановича — четыре этажа, красно-черный, привезенный из Бельгии кирпич, рыжая глиняная черепица, стрельчатые окна, колонны и трубы многочисленных каминов, такие широкие, что в них без труда пролез бы не только Санта-Клаус, но и его олени вместе с повозкой.

Впереди, на фоне синеющей вдалеке полоски деревьев, обозначавшей границу участка, виднелся ряд белых фанерных щитов с намалеванными на них «бычьими глазами». Щитов было пять; два выглядели основательно изрешеченными, причем у одного, того, что справа, на месте «яблочка» зияла сквозная, ощетинившаяся острыми клыками щепок дыра. В паре метров от накрытого стола имел место быть еще один стол — длинный, дощатый, тянувшийся вдоль линии мишеней. По столу было разложено оружие — пистолеты, револьверы, охотничьи ружья, винтовки с оптикой и без, несколько автоматов различных систем и даже один пулемет — легендарный ручной «льюис» времен Гражданской войны, с укрепленным сверху дисковым магазином и толстым, ребристым алюминиевым кожухом ствола. Черная краска, которой был покрыт кожух, местами облупилась, и из-под нее похожими на лишай пятнами проглядывал голый серый металл. На столе вокруг пулемета и в траве под столом поблескивали тусклой медью россыпи стреляных гильз; правее стояли граненый стакан и бутылка водки, на дне которой оставалось граммов пятьдесят или около того.

— А я тут проветриваю свою коллекцию, — сообщил генерал Рябокляч, заметив, куда смотрит Федор Филиппович. — Оружию, как и автомобилю, вредно стоять без дела, вот я время от времени и выношу его на свежий воздух, даю поразмяться… Ты ведь впервые у меня в гостях, Федор Филиппович?

— Можно просто Федор, — сказал Потапчук, заметив, что его отчество далось хозяину с некоторым трудом.

— Тогда и ты зови меня просто Остапом, — предложил радушный хозяин. — Только, чур, не Осей! Напоминает Ильфа и Петрова: «Ося и Киса здесь были»… Всю жизнь меня этим Осей достают! — пожаловался он. — Раньше доставали в глаза, а теперь за глаза… Как будто мне от этого легче… Так о чем это я? А!.. Стрельнуть хочешь?

— Из «льюиса»? — уточнил Федор Филиппович.

Он приехал сюда по делу, и ему было не до развлечений. Но прямо перед ним стоял самый настоящий «льюис», который он до этого видел только издалека и, по преимуществу, на экране телевизора — исправный, заряженный, готовый к употреблению «льюис», с которым незабвенный товарищ Сухов воевал хитроумного Абдуллу. К тому же, потомок старого казацкого рода генерал-лейтенант ГРУ Остап Богданович Рябокляч был личностью в высшей степени располагающей и симпатичной — большой, грузный, седоусый, обритый наголо, он был бы вылитый Тарас Бульба, если бы, вдобавок ко всему прочему, нацепил необъятной ширины шаровары и отрастил на макушке длинную прядь, именуемую оселедцем. Он был известный на всю Москву грубиян, весельчак и хлебосол; расслабившись по случаю законного отпуска, он с наслаждением хулиганил сам и предлагал Федору Филипповичу заняться тем же. Фактически, он предлагал генералу Потапчуку исполнить детскую мечту и снова почувствовать себя счастливым, беззаботным мальчишкой, играющим на заднем дворе в «войнушку» — по крайней мере, на то время, пока в диске «льюиса» не кончатся патроны.