Госпожа страсти, или В аду развод не принят - Марина Крамер

– Мариш, перестань, пожалуйста! – попросил Коля, смутившись. – Не зови меня так официально, а то я тоже вынужден буду обращаться к тебе на «вы».

– Все, дорогой, молчу. Но ты доволен, скажи? Не жалеешь, что из Москвы пришлось уехать?

Парень возмутился:

– Ты о чем? Кто я был в Москве, и кто – здесь! И потом, деду с отцом спокойнее, что я рядом с тобой.

– Ага, защитник! – фыркнул Хохол. – Занялся бы хоть спортом каким, директор футбольного клуба! Вон пузо-то над ремнем висит – смотреть позорно!

– Не переживай – одним видом спорта он занят плотно и весьма регулярно, – ввернула Веточка, не в силах отказать себе в возможности позлить Хохла, но сегодня он не повелся на ее подначки:

– Отвали, Ветка, не порти праздник.

За столом Марина все время ощущала на себе взгляд Малыша, выбравшего очень удачное место, с которого просматривалось все, а уж центральный стол, за которым сидели они вчетвером, был просто как на ладони. Коваль старалась не обращать внимания, но он просто глаз не сводил с нее, и это напрягало. Наконец он не выдержал и подошел, приглашая Марину на танец, и пришлось согласиться, чтобы не обострять ситуацию. Не то чтобы Хохол был очень доволен ее согласием...

Егор повел Марину на танцпол, чуть обнял за талию, и она почувствовала, как подрагивают его пальцы...

– Почему ты один? – небрежно спросила она, закидывая руки ему на плечи.

– Зачем тебе? Разве ты хотела бы увидеть здесь ее? – Егор прижал ее к себе, медленно двигаясь под музыку. – Слышишь песню? – внезапно спросил он, и Марина прислушалась невольно. – Это про нас, Коваль. – Мальчик-певец исполнял известный шлягер, слова которого и правда были словно списаны с их с Егором жизни...

– Твоя работа? – поинтересовалась она, имея в виду то, что именно в тот момент, когда он пригласил ее танцевать, и исполнялась эта песня.

– Это неважно. Тебе нравится? – он смотрел ей в глаза чуть печально, слегка наклонив голову.

– Да... но все прошло, Егор, больше ничего нет...

– Тебе не бывает жаль?

Что-то нашло на Марину в этот момент, и она вдруг совершенно серьезно сказала, удивившись сама себе:

– Мне и сейчас жаль... Я ведь любила тебя...

– Почему ты говоришь в прошедшем времени? Ведь и сейчас ты любишь меня точно так же, как и я люблю тебя, ведь мы не можем друг без друга, признайся... – Его шепот обволакивал, внутри все плавилось от такого знакомого ощущения близости, от прикосновения его рук, от его дыхания, от запаха туалетной воды... – Я знаю, тебе тяжело признавать, что ты не права, но, детка моя, ведь я твой муж, я всегда понимал тебя и принимал такой, какая ты есть... У меня нет в этой жизни никого роднее тебя, моя девочка, мое счастье... – У Марины было ощущение, что сейчас она просто упадет в обморок, так он действовал на нее.

Но, к счастью, музыка закончилась, и Егор проводил ее обратно за столик, кивнув небрежно Ветке и возвращаясь на свое место.

– На тебе лица нет, – заметила подруга вполголоса, так, чтобы не услышал Хохол, – что он сказал тебе?

– А... что? – не поняла Коваль, не сразу стряхнув оцепенение, навалившееся на нее после танца.

– Выражение лица смени, а то неприятности будут, – незаметно под столом сжав ее руку, пробормотала Веточка. – Господи, что за мужики! Сидят, как наседки на гнездах! – громко произнесла она, с вызовом глянув на Хохла. – Женечка, может, потанцуем, поди, не чужие люди-то? – И выбора у Хохла не осталось.

Они ушли танцевать, а Марина с племянником выпили по стаканчику, и Коваль решила повоспитывать его немного:

– Коля, что ты думаешь насчет Ветки? В смысле, это у тебя серьезно?

– Боюсь, что у нее – нет, – удрученно ответил он, покручивая в пальцах сигарету. – А мне она очень нравится, я уже и не представляю, как жить без нее. Я жениться на ней хочу...

Марина захохотала в голос, обращая на себя внимание окружающих и вызвав бурную реакцию у племянника:

– А что смешного? Я взрослый человек, могу сам решить...

– Го-о-споди, Колька! – простонала она, корчась от смеха. – Это только ты мог такое выдать – жениться на Ветке! Это то же самое, что жениться на мне, ей-богу!

– Ну, женился же на тебе как-то твой муж? – отпарировал племянник, и Коваль вдруг серьезно сказала:

– Это ничем хорошим для него не закончилось, уж поверь мне. Как не кончилось ничем хорошим для моего телохранителя Максима, посмевшего влюбиться в Ветку. Подумай об этом, ладно, женишок?

В это время вернулись Хохол и Ветка, радостные и какие-то на удивление дружелюбные по отношению друг к другу.

– Вы о чем? – обнимая Кольку за плечо и упираясь в руку остреньким подбородком, поинтересовалась Веточка.

– Я тебе потом расскажу, – пообещала Марина, устремив на нее такой взгляд, что та поняла сразу, что добра лучше не ждать.

Хохол взял Маринину руку, поднес ее к своим губам и прижал, глядя в глаза, а оторвавшись, тихо сказал:

– Я смотрю на тебя, Маринка, и у меня сердце болит – ты такая сегодня красивая, нет больше таких... любимая моя...

Ей стало так невыразимо хорошо, что она еле сдержалась, чтобы не завизжать во все горло. Она потянула Хохла танцевать, и он вынес ее на танцпол на руках, осторожно опустил на паркет и обнял за талию. Марина смотрела в его глаза и ясно читала в них все, чего он хотел бы сейчас, если бы не было тут столько народа.

– Люблю тебя, киска моя, – шептал Женька, все сильнее прижимая ее к себе и поглаживая руками спину, обтянутую тонким вечерним платьем.

Коваль случайно бросила взгляд в ту сторону, где сидел Егор, и удивилась, впервые в жизни заметив на его красивом лице неприкрытую, глубокую ненависть. Он смотрел на них, не отрываясь, и Марине вдруг стало страшно...

Через полчаса она захотела на воздух, накинула на плечи песцовую шубку и вышла на крыльцо, попросив Хохла и охранников не провожать, так как она ненадолго – только секунду постоит и вернется. Однако Женька все равно кивнул Даниле, чтобы проводил, и тот послушно пошел следом. Коваль вздохнула полной грудью, получая удовольствие от свежего морозного воздуха после прокуренного помещения. Вдруг за спиной послышалась возня, раздался звук падающего тела, она обернулась и увидела, как Данила корчится на крыльце, закрыв руками голову, и в тот же миг у нее на лице оказался какой-то платок, мерзко пахнущий лекарством, и она отключилась, теряя сознание.

Марина не знала, сколько времени находилась в таком состоянии, потому что, едва только пробовала открыть глаза, как тут же ее снова погружали в сон, поднося к лицу остро пахнущую марлю. Ее куда-то вели, везли – но она не понимала, что происходит, кто с ней рядом. Когда же наконец Коваль пришла в себя, то оказалось, что находится она не больше и не меньше в славном городе Бристоле, в доме Егора. А вот он и сам, с подносом в руках, входит в комнату.