Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти

потом так быстро рухнул на одно колено, что, вероятно, его пронзила боль. Он шлепнул стоящего рядом с ним человека, и вскоре все они опустились на одно колено, и теперь ни один из них не смотрел на нее.

Это привело лишь к тому, что Зейнаб почувствовала себя еще больше не в своей тарелке. Она, вероятно, знала некоторых из их женщин, жен и дочерей, которыми она уверенно командовала в гареме. С такого рода властью над людьми Зейнаб была знакома: ряд команд, которые проходили по миру женщин и могли опрокинуть трон. Союзы, основанные на браках и торговых связях, передающиеся шепотком слухи… этими инструментами Зейнаб хорошо владела и орудовала ими с приятной улыбкой, а ее придворные старались изо всех сил заслужить эту улыбку. Она любила эту власть. Она уже пользовалась ею, чтобы спасти Али и вернуть его домой; она пыталась использовать эту улыбку, чтобы погасить войну, разгорающуюся между ее братьями. Зейнаб часто ненавидела физические ограничения ее роли — она знала, что эти ограничения происходят из беспокойства ее отца в большей мере о ее безопасности, чем о приличиях — и ей хотелось лучше познакомиться с городом, с миром. Но, по крайней мере, эта роль была ей знакома.

Из того, что происходило сейчас, ей ничто не было знакомо. Зейнаб не знала, как командовать солдатами. Это должны были делать Мунтадир. Али.

«Должны, но это невозможно — осталась только ты. И каждая потраченная тобой без пользы минута ставит их в еще более опасное положение».

Зейнаб расправила плечи и попыталась вспомнить, как вела себя ее мать. Хацет постоянно имела дело с мужчинами, презрев напускное смирение с королевской традицией затворничества, соблюдаемого женщинами благородных кровей. Мать не раз говорила ей: «Ты забываешь, дорогая дочь, что в Та-Нтри у меня был собственный двор. И меня мало волнуют странные традиции этой дэвской скалы».

«Ах, Амма, как мне тебя сейчас не хватает». Зейнаб набралась мужества и заговорила, придав своему голосу командный тон:

— Я хочу знать, что происходит. Начиная с того, что нам известно об атаке на дворец.

Вперед вышел пожилой человек в помятой одежде дворецкого:

— Известно, прошу прощения, принцесса, немногое. Похоже, что вы и дама Акиса — единственные уцелевшие джинны. Принц Ализейд раньше этим вечером выстроил баррикады вокруг района шафитов и Квартала Гезири. Мы бы знали, если бы кто-то пытался проникнуть через них внутрь.

Холодок пробежал по спине Зейнаб.

— Баррикады? Вы это о чем?

Несколько мужчин переглянулись.

— Он закрыл ворота мидана, — мягко сказал дворецкий таким тоном, что Зейнаб почувствовала себя идиоткой. — Он укрепил стены, поставил сторожевые посты. Это означает, что наши соседи — гезири и шафиты — довольно неплохо защищены и отделены от остального города. Это означает, что между нами мощные стены и солдаты и тот, кто атаковал дворец, но…

— Но означает, что все, кто по другую сторону, находятся в ловушке, — закончила Зейнаб.

— Во всем, что случилось, виноваты огнепоклонники, — прошипел кто-то из солдат. — На берегу находились бойцы-дэвы. Мы должны избавиться от тех, которые здесь, прежде чем они набросятся на нас.

— Тот, кто посмеет притронуться к дэвам в лазарете, очень об этом пожалеет! — рявкнула Зейнаб. Наверное, в ее голосе слышался ее отец, потому что половина солдат резко отпрянула назад. — Ко мне пришел не кто иной, как Бану Нари, чтобы я могла предупредить остальных из вас о яде. Я не желаю слышать о каком-либо притеснении ее племени. — Она снова посмотрела на собравшихся мужчин, вспомнила слова Акисы, которая рассказала ей, что лишь немногие солдаты остались живы после атаки на Цитадель. — Нам нужна помощь. Ваджед перед атакой покинул город, но далеко он не мог уйти. Среди вас есть разведчики? Может быть, мы не владеем магией, но мы определенно можем отправить на поиски нескольких посыльных на лодках и лошадях.

Казалось, толпой сразу же овладело какое-то беспокойство. Несколько человек зашевелились, но никто не заговорил.

Отлично, значит, она в полной мере превратилась в Гассана и напугала их так, что они рот боятся раскрыть.

— Ну, — подбодрила их она, стараясь говорить не слишком устрашающим голосом. — Так что скажете?

— У нас… у нас нет лодок, принцесса, — ответил один из солдат. — Вечером на пристань пробрались два ифрита и сожгли все. Не осталось ничего, даже самых маленьких лодчонок. И еще убили нескольких человек, которые пытались затушить огонь. Нам с острова теперь не уплыть.

Акиса выругалась:

— А плоты мы можем сделать?

Солдат помотал головой:

— Конечно. Собьем плот. А потом поспорим, кто нас убьет первым — ифрит или марид.

Зейнаб положила руку на запястье Акисы, прежде чем та успела сказать что-нибудь неудобоваримое. Собравшиеся смотрели на нее теперь, и тяжелый груз их взглядов давил на нее. Они были испуганными, неуверенными, а она была одной из Кахтани. Предполагалось, что она должна отдавать команды.

Но Зейнаб понятия не имела, как отдавать команды в такой ситуации.

— О моих братьях известно что-нибудь? — Ох как не хотела она задавать этот вопрос. Ведь задавая его, она выставляла напоказ свою слабость. Она испытывала почти физическую потребность увидеть свою семью, обнять Мунтадира и Али, прижать их к себе, вместе решить, что делать дальше.

Лицо дворецкого посерело еще сильнее.

— Нет, ваше высочество.

— Принцесса Зейнаб?

Зейнаб оглянулась. В арке стоял громадный шафит в запачканном кровью фартуке, заполненном всевозможными медицинскими инструментами. На его лице застыло нервное выражение.

— П-простите меня, — запинаясь, проговорил он. — Моя жена — доктор Сен — сказала, что я должен привести вас.

Акиса подошла поближе к Зейнаб.

— Зачем? — спросила она с ноткой подозрительности в голосе.

— Мы нашли одного выжившего из дворца.

Ребенок был крошечным, а поскольку он раскачивался под одеялом, прижав колени к груди, то казался еще меньше, чем на самом деле. Больше о нем Зейнаб почти ничего не могла сказать — ни о его возрасте, ни о его одеянии, ни о его происхождении, — потому что он был весь залит кровью и обсыпан пеплом, его черные, широко раскрытые глаза смотрели загнанным взглядом с грязного лица.

Темнота его глаз сбила ее с толку.

— Дэв? — шепотом прошептала она Субхе, муж которой, Паримал, тем временем снова подошел к мальчику и принялся осторожно отирать его лицо.

Доктор отрицательно покачала головой:

— Шафит, но жизнью он обязан дэвам. Судя по всему, они собирают в библиотеке всех джиннов и шафитов, выживших во время атаки. Ученый дэв схватил его и вытащил оттуда, сказав, что он дядя мальчика. Наши солдаты нашли его в мидане — он