Их пленница - Мария Устинова

— Не трогай его, — попросила я. — Ты не понимаешь…

Мои слова ничего не изменят: самцы сами решают такие конфликты, а женщины приветствуют победителя. Но если они окончательно рассорятся — им обоим конец, я-то знаю. Я начала ковырять ноги, нервничая. Привычка из моей отнюдь не буржуазной прошлой жизни.

— Зверь, если ты меня любил… Если хотел меня… Почему не приходил ко мне с тех пор, как я ушла из «Авалона»? Целый год я была одна… Почему вы оба меня бросили?

— Я приходил, — возразил он. — Чаще, чем ты думаешь, Фасолька. Думаешь, я бы тебя оставил?

Указательный палец уткнулся в грудь, он начал водить им по шрамам, откровенно глядя в глаза. «Оливия», медленно выписал он. Взгляд был безумным.

— Ты думаешь, тебя можно забыть?

Я первой отвела взгляд. Испугалась безумия и одержимости в глазах Зверя.

— Я тебя не видела, — ответила я. — Вас обоих не видела, целый год.

Он усмехнулся и откинулся на спинку стула. Разговор успокоил его, Кир взял чашку, сделал глоток.

— Мы бы давно убили друг друга, если бы кто-то постучал в твою дверь. Ты ушла. И не видела, как мы дрались на поляне в ту ночь. Насмерть, Фасолька.

Значит, вот когда они разошлись.

— Из-за чего?

— Ты не понимаешь? — светлые глаза Кира расширились, и он наклонился ближе. Так близко, что губ коснулось взбешенное дыхание. — Из-за тебя, дорогая. За то, что он забрал и не сумел сберечь, когда ему уступили. Вторая драка закончилась бы смертью. Мы решили, что беспокоить тебя не будем.

Кир со стуком вернул чашку на стол. Он смотрел в сторону и алчный, сладострастный рот был расслабленным. Но по-прежнему сексуальным.

— Я на тебе помешался. Это все знают… Кроме тебя.

— И я знаю, — я погладила его руку. — Знаю, Зверь. Я тоже тебя люблю.

— Не так. Не спорь, — он посмотрел мне в глаза, в глубине я увидела правду.

Кир давно проиграл за меня бой и с этим смирился. Но эта сосущая боль надолго поселяется в разбитом сердце. С ней ничего не сделать.

— Я приходил, — продолжил он. — Смотрел на твои окна.

— Ты не врешь? — пробормотала я.

— Нет… Иногда и Руслана чуял. Так мы и кружили вокруг твоего дома, зная, что среди стекла и бетона наша любовь… И смерть в случае чего тоже там.

— Перестань, — попросила я. — Ну какая смерть? Он твой брат, вас одна женщина выкормила!

Я обхватила его ладонь на столе и уткнулась в нее лбом.

— Не надо, — прошептала я. — Прости его.

Я того не стою, хотелось добавить мне. Но говорить это мужчине, который вырезал на груди твое имя, бесполезно.

Около минуты я лежала щекой на его руке. Вспоминала, как мы жили раньше. Но прошлое больше не вызывало желания туда вернуться. Нечего там делать.

Кир погладил волосы, как когда-то делала моя мама. Я поцеловала его ладонь и вздохнула.

— Сделаю еще чаю.

Его рука скатилась на плечо, сжала. Я улыбнулась сквозь слезы и вернулась к разделочному столу.

Новый чайник. На этот раз глиняный. Сначала ошпарить кипятком, потом бросить в парящее нутро горсть чая, мяту. В моем арсенале не было целой кухни «Авалона», только ограниченный набор трав. Ягод нет вовсе. Теперь я бедно живу.

— Хочешь, мяса тебе принесу? — неожиданно предложил Кир.

— Мяса… — я помедлила. — Оленины, если можно. Очень по ней соскучилась.

— Завтра притащу.

Я улыбнулась, занимаясь чаем. Раньше я часто ела дичь. Кабан, лось, олень, косуля… Мой обычный рацион. Только птицу мальчики не ловили, ее стреляли для нас отдельно. Я любила диких уток.

— Поехали вместе, — вдруг сказал он.

Львы тоже меня звали…

— Куда? — уточнила я.

— За город, на охоту, — Кир встал, глядя на меня светлыми прозрачными глазами. — Как раньше, помнишь?

Заткнув край полотенца за пояс, он подошел. Убрал волосы и показалось, что сейчас поцелует — так жарко взглянул на мои губы. Я перестала дышать, но это был только миг.

Взгляд Кира вернулся к глазам.

— Я скучаю по нашей охоте. Ты сидела и ждала нас… Не поверишь, это самые светлые воспоминания в моей жизни. Помнишь яблоню? — он осекся. — Прости.

Я хотела сказать: ничего.

Смотрела поверх его плеча в темное окно и ничего не видела. Он сказал "яблоня", и я очутилась там. Только не в счастливом солнечном дне, где я кусаю яблоко и говорю Киру, что люблю его, а он смотрит, как сок течет по моим губам. Я оказалась в дождливой ночи, полной запахов мокрого леса, гнилыми яблоками и земли. Ночь похорон нашего ребенка.

— Оливия, — теплая ладонь елозила по моей щеке, возвращая в реальность.

Кир пытался меня успокоить. Он повернул мою голову к себе, пытаясь поймать взгляд. Голову я повернула, но глаза остались несфокусированными — я смотрела сквозь него в ту ночь и видела яблоню, шумящую листвой.

В себя меня привели его губы — он целовал меня в шею.

Мне тоже его не хватало.

Голодная по ласкам, я забросила на него руки. Мне было проще — он раздет. Я могла его гладить, ощущая выступающие шрамы и пирсинг в сосках. Все его горячее мускулистое тело хищника.

Можно сбросить халат и отдаться поцелуям, но это закончится безудержным сексом. Кир не сможет остановиться, потому что я позволю, а Руслана, чтобы его остановить, здесь нет. Между нами больше нет барьеров.

Одновременно это наполняло меня горечью и счастьем. Потому что только Зверя мне мало. Мне нужны оба. Но сегодня… Сегодня я буду с ним, если он так решит.

Мы сходили с ума неизвестно от чего.

Сходили с того рокового дня, когда меня бросили в машину и привезли в клуб. Он бросил, мой любимый Зверь, под руками которого я плыла. Зверь, у которого сердце полно любви к боли, своей или чужой. С ним я чувствовала себя счастливой. Он наполнял меня светом.

Он запрокинул мне голову, целуя шею.

— Кир, — шепча, я опустилась на колени и уткнулась лицом в бедро. Махровое полотенце под скулой было жестким, я плохо их выполоскала, так и не научившись добиваться мягкости, что была у полотенец в «Авалоне».

Его ногу я обвила руками, гладила бедро — и довольно высоко, уже под полотенцем. Без похоти, мне хотелось касаться тела и все. Когда долго живешь одна, начинаешь ценить моменты близости, которые обычные люди не замечают. Поцелуй в щеку, дыхание, похожее на касание перышка, случайные объятия. Прикосновения влюбленных. Любовь совсем другая, если настигает после одиноких ночей, полных слез и кошмаров.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Наверное, не стоило этого делать — эмоции били ключом.