ЛОРИНГ - Макс Ридли Кроу

— Не я вынудила вас воровать, — прошипела она.

— Значит, я единственный преступник в нашей прекрасной стране! О, поздравляю. Вы чудесно выполнили свою работу. Озолотили скупщика краденого, чтобы поймать дурака. Что же старик Патрик все еще жив и на свободе?

Илайн была в гневе, ее рот то открывался, то закрывался, с губ не слетало ни звука. Я остановился, глядя на раскинувшийся между мостами бордель. К нему со всех сторон Асилума стекались черными крысами посетители.

— Думаете там, в этом доме, сейчас мало воров? Они не золотую ложку стащат, увернувшись от охраны и выковав себе отмычки. Эти фокусники безнаказанно грабят нас. Всех. Тех, у кого и брать-то нечего. Что скажете, а, миледи?

Илайн хмыкнула:

— Слышала я такое, не раз. «Они делают, и я буду». Так чем вы лучше их, Лоринг? Вы так же судите их, как они готовы осудить вас. Вы отнимаете чужое, и они. Не ведите себя так, словно святой на пиршестве грешников!

— Что вы, миледи, я им завидую. Хотелось бы и мне отведать их страданий.

— Вы лжете! И двух месяцев не провели в нашем отделе, никто не вешает замок на вашу дверь, едите и пьете за наш счет, и уже рветесь на волю. А те, кого вы презираете, всю жизнь живут в своих клетках.

Она смотрела на меня, ожидая какой-то реакции. Наверное, я должен был потупить взор или склонить голову, или сказать что-то. Но в носу внезапно защекотало и я, успев закрыться рукой, чихнул. Илайн смотрела так, словно проклинала.

— Клянусь, я не специально. Речь была очень впечатляющая…

— Идемте.

— Я проникся, правда.

— Замолчите!

Приближаясь к мосту, мы оба прикрыли лица. Это было частью нашего плана. Посетители «Бубенчиков» часто приходили под масками из папье-маше. В эпоху, когда в цене скромность и добродетель, не так легко живется порочным и сластолюбивым. В конце концов, трудно сохранить репутацию, если все соседи прошлой ночи видели, как священник пьет вино с сосков темнокожей танцовщицы, как юные развратницы хлещут веерами рыхлый зад судьи, а тощий болезный паренек скачет верхом на лоснящемся от пота банкире. Каждый из них знал, кто частый ходок в «Бубенчики», фигура, голос, запах духов — выдать может не только лицо. Но всем стало проще, когда разрешили бывать в масках. Так намного легче смотреть друг другу в глаза на следующий день и лгать.

Но есть все же один нюанс. Человека в маске пропустят только тогда, когда знают, кто под ней скрывается. В нашем же случае, громилам при входе вовсе необязательно меня видеть.

У дверей паслись трое. Один курил, облокотившись на перила моста, и сплевывал табак в черные воды реки, другой играл на губной гармошке, да так тоскливо, что зубы сводило, а третий грелся тем, что дышал себе на руки в беспалых вязаных перчатках, и кутался в худое пальто.

При нашем приближении они подобрались, повернули к нам свои лица, похожие на морды хорьков. Стоило Илайн приподнять маску, и бугай в пальто поклонился:

— Добро пожаловать.

— Здравствуй, Джей.

Услышав собственное имя, он зарделся и смутился, как юный девственник. Мы сделали шаг к дверям, но сторожевые грызуны-переростки выпрямились и как один уставились на меня.

— Вы знаете, мы не пропускаем в масках.

Илайн обернулась ко мне, озадаченно поджала губы, и снова обратилась к охранникам:

— Этот человек не может открыться. Его положение обязывает к скрытности.

— Да мы знаем такое, миледи, но…

— Этот случай особый, — она взяла руку Джея и положила ему на ладонь монету, — под мою ответственность.

— Ну… — тот шумно засопел, рассматривая меня с головы до ног, — если только вы ручаетесь. Приятного вечера, миледи… господин.

Мы прошли в открытые двери.

Под маской лицо немного распарилось от дыхания, запах спрессованной бумаги был приятным, но навязчивым, сквозь прорези для глаз все было идеально видно, только ресницы иногда задевали край, и это раздражало. Для прочих же я оставался хорошо одетым джентльменом в дорогом костюме цвета темного шоколада, но со слишком узкими штанами на грани допустимых норм, и шнурованная высокая обувь не была распространена в высшем свете. Образ завершала белоснежная маска. Илайн носила такую же, но губы ее искусственного лица были покрыты позолотой. Привычно строгое платье в этот раз украшал лисий воротник.

Глядя на постройку между мостами, трудно предположить, что внутри находится дворец или, во всяком случае, нечто, по роскоши не уступающее ему. Позолоченные рамы картин фривольного содержания, статуи, изображающие обнаженных людей в самых вызывающих позах. Еще здесь находилась отдельная комната, где за дополнительную плату можно было посмотреть эротическое представление в театре теней, марионеток или в исполнении ряженых актеров. Весьма увлекательное занятие, и дорогое, конечно же.

Но сейчас мы находились в игорной части «Бубенчиков». Перед нами был общий зал, в котором расположилось много разных столов. Несколько были заняты игроками в карты, другие распределены между любителями маджонга, пачиси, шашек, нард и костей. Страсти кипели повсюду, они бурлили в воздухе, опьяняя с первого вздоха. Пары гашиша и опиума лишь оттеняли горьковатый привкус триумфа и поражения. К нам подбежала девушка в шелковом платье, под которым не было ничего, кроме упругого молодого тела, и с улыбкой протянула поднос с напитками. Я отказался, Илайн взяла бокал в руки, но даже не притронулась к содержимому. Мы прошли по залу, будто гадая, к кому присоединиться. Овальное помещение было ограничено тяжелыми бархатными шторами, которые не позволяли увидеть, что происходит в отдельных комнатах. Там тоже шли игры, но либо игроки не хотели отвлекаться на любопытных зрителей, либо оплатили дополнительные услуги, скрашивающие время за игорным столом.

— Вон, справа, это Жюль Кэмпбел, глава «Прорыва», — негромко произнесла Илайн.

Я проследил, куда указывал ее взгляд. За столом с костями, раскрасневшийся от азарта, собирал свой выигрыш мужчина лет сорока, с плешью посреди темечка на маленькой круглой голове, которая совершенно не подходила его длинному несуразному телу.

— А это Бэнкс.

Ему на вид было тридцать пять, темные волосы не по моде собраны в хвост дорогой бриллиантовой заколкой, костюм тоже старомодный, рубашка расшита золотыми нитями. Он словно пришел из прошлого века, но вполне естественно ощущал себя в образе.

— Они без масок, — заметил я.

— Вы забываете, что «Прорыв» — провокационная молодая команда. Они идут наперекор нормам, привлекая внимание, благодаря которому их услышат, — в ее голосе звучало одобрение.

Мы приостановились возле карточного стола. Здесь больше всего зрителей, и было легко затеряться, чтобы незаметно наблюдать за действиями Бэнкса и Кэмпбела. Я одним глазом наблюдал за игрой, но быстро утратил интерес: слишком очевидным стало жульничество двух участников, которые явно были в сговоре между собой и с крупье.