Нам нужна великая Россия. Избранные статьи и речи - Петр Аркадьевич Столыпин

Оказалось, что это лицо предложило себя в качестве исполнителя смертного приговора революционной партии, революционерами было направлено в Париж, вошло в переговоры с центральным комитетом и переговаривалось там с Савинковым и Черновым, а Азефа не видело, что было бы, конечно, трудно допустимо, если Азеф в то время был бы уже членом центрального комитета. Затем, из данных розыскных органов, которые по обязанностям своим должны следить за сотрудниками посредством внутренней агентуры и посредством наружного наблюдения, подтверждается только что мною описанное положение Азефа в партии. Такие же сведения давали и другие сотрудники, работавшие параллельно в партии, как, например, упоминавшийся тут Татаров*, впоследствии убитый революционерами. Определивши всё то, что знало министерство об отношении Азефа к революции, позвольте мне перейти к отношению его к полиции.

В число сотрудников Азеф был принят ещё в 1892 году. Он давал сначала показания департаменту полиции, затем, когда приехал в Москву, поступил в распоряжение начальника охранного отделения, но посылал свои донесения и непосредственно заведующему особым отделом департамента полиции Ратаеву; затем переехал во второй раз за границу, опять давал сведения непосредственно департаменту полиции, а когда назначен был директором департамента Лопухин*, то переехал в Петербург и оставался в Петербурге до 1903 года. Затем из-за границы сносился опять с департаментом. В 1905 году поступил в распоряжение к только что тут упоминавшемуся Рачковскому*, который в то время заведовал политическим отделом; в конце 1905 года Азеф отошёл временно от агентуры и затем работал в петербургском охранном отделении. Конечно, временами, когда Азефа начинали подозревать в партии или после крупных арестов, которые колебали его положение, он временно отходил от агентуры, но потом опять приближался к ней.

Вот, господа, после выяснения отношения Азефа к службе розыска и к революции, позвольте мне перейти к террористическим актам того времени для того, чтобы выяснить, как понимал департамент, как понимало министерство отношение его к этим актам. Но прежде позвольте мне установить одно обстоятельство: во всех выдвигаемых против Азефа обвинениях его имя связывалось с именем Рачковского. Так вот, я хотел выяснить, как тут, впрочем, и говорилось, что Рачковский до 1902 года действительно заведовал особым отделом департамента, но в 1902 году он вышел в отставку и был в отставке до 1905 года. В этом году генерал Трепов* был назначен петербургским генерал-губернатором, и Рачковский был снова принят на службу, зачислен чиновником особых поручений и откомандирован в его распоряжение. Когда генерал Трепов стал товарищем министра, заведующим полицией, то он поручил Рачковскому управление политическим отделом департамента полиции, которым он и заведовал до конца 1905 года, а затем, с 1906 года, как я говорил в Первой думе, Рачковский уже никаких обязанностей по Министерству внутренних дел не исполнял.

Я не знаю, почему член Государственной думы Пергамент нашёл какое-то противоречие* в этом заявлении с правительственным сообщением. В правительственном сообщении говорится, что никто из должностных лиц, а в том числе указанный в газетных статьях действительный статский советник Рачковский и другие чины, никогда и ни в какой мере не был прикосновенен к террористическим актам и иным преступным предприятиям революционеров. Несомненно, что это относится к тому времени, когда Рачковский исполнял активные поручения по департаменту полиции, а никак не к настоящему времени. Таким образом, с 1902 по 1905 год, то есть за время наиболее активной деятельности Азефа, Рачковский находился в отставке.

Возвращаясь к террористическим актам, позвольте мне обратить ваше внимание на некоторые выводы, которые вытекают из изучения вообще истории терроризма за последние годы в России. Следствия, дознания, все данные департамента полиции с большей яркостью указывают на то, что главари революционных организаций для того, чтобы укрепить волю лица, непосредственно исполняющего террористический акт, для того, чтобы поднять его дух, всегда сами находятся на месте преступления. Так, Гершуни был на Исаакиевской площади во время убийства егермейстера Сипягина*. Он был на Невском рядом с поручиком Григорьевым во время неудачного посягательства на обер-прокурора Победоносцева*. Он был в Уфе во время убийства губернатора Богдановича*, он сидел в саду «Тиволи» в Харькове во время покушения Фомы Качуры на князя Оболенского* и даже подтолкнул его, когда заметил в последнюю минуту с его стороны колебание.

Точно так же Борис Савинков во время убийства статс-секретаря Плеве и Великого князя Сергея Александровича*, во время замышлявшегося покушения на генерала Трепова и во время метания бомб в Севастополе на Соборной площади в генерала Неплюева* был на месте преступления. Поэтому, изучая отношения Азефа к преступным деяниям, необходимо наряду с другими обстоятельствами иметь в виду и этот террористический приём, обычный и, очевидно, свойственный руководителям террористических актов в России.

Я опускаю террористическую летопись 1902 года, то есть убийство егермейстера Сипягина и посягательство на Победоносцева, так как эти действия не инкриминируются Азефу. Я только хочу напомнить, что к этому 1902 году относится первоначальное знакомство Азефа с Гершуни, и тогда же немедленно Азеф сообщает департаменту полиции о преобладающей роли некоего Гранина, того же Гершуни, в революционных организациях, а затем изобличает всю подавляющую роль Гершуни в террористических действиях России за эти годы. Изучение процессов Фомы Качуры и Григорьева даёт богатый материал для истории русской революции этого времени. Показания этих лиц указывают то значение, которое имели в революции, в подготовке всех террористических актов Гершуни и Мельников. Азеф в это время только случайно, через фельдшерицу Ременникову, узнаёт подробности посягательства на Победоносцева и сообщает о них департаменту полиции.

За это же время из переписки о выдаче террориста Гоца из Неаполя и из переписки последнего с Гершуни точно так же обрисовывается главенствующая деятельность Гершуни и Мельникова. Из этой переписки ясно, как возникает первоначально мысль об убийстве статс-секретаря Плеве; в этой переписке имеется характерная фраза о просьбе Мельникова прислать бомб: «Петя просит апельсинов». 1903 год ознаменовывается убийством в Уфе губернатора Богдановича; в этом убийстве уличается Гершуни. Азеф находится безвыездно в Петербурге. За это же время открывается и предупреждается целый ряд других террористических актов и назревает убийство статс-секретаря Плеве, которое приписывается здесь Азефу, несмотря на то что он только что перед этим раскрыл покушение на того же статс-секретаря Плеве со стороны некой Клитчоглу*.

Я повторяю, что ни защищать, ни обвинять Азефа я не намерен. Я передаю только те данные*, которые имеются в распоряжении Министерства внутренних дел. Поэтому, чтобы беспристрастно отнестись к роли Азефа, надо, как мне кажется, поставить себе четыре вопроса: во-первых, где был Азеф в это