Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Смелым везет. Густой туман помог капитану, успевшему под его прикрытием сделать свое дело и уйти в порт. А на горизонте появился 15-тысячетонный эскадренный броненосец «Хатсусе» с адмиралом Насиба на капитанском мостике. Устрашающий корабль шел прямо к выходу из гавани Порт-Артура, когда раздался взрыв. Русская мина, взорвавшаяся под задней частью корабля, снесла килевое рулевое устройство и повредила моторную часть. Насиба приказал сопровождающим его броненосцам изменить курс, а на помощь ему прислать дополнительные шлюпки. Заработали японские помпы, откачивая прибывающую воду; команда бросилась вязать плоты. Крейсер «Ясима» подошел на помощь, но очередная мина окутала его дымом. И в эту минуту еще одна мина поразила гиганта «Хатсусе» — снесенной оказалась мачта и дымовые трубы. В течение минуты японский эскадренный броненосец погрузился в воды Желтого моря. Спасены были лишь 300 человек из 800 человек экипажа.

Капитан «Ясимы» приказал покинуть крейсер, видя приближающиеся русские суда. Правомочна ли радость русской стороны? Лейтенант Стеер с «Новика» приближался к японским судам и размышлял о том, как мировая пресса описывала сдержанность японского народа, узнавшего о гибели «Петропавловска» с «печалью и сочувствием. Я всегда скептически относился к этим описаниям. Если мы, русские, традиционно легкие и миролюбивые, отдались дикой радости при виде идущих на дно врагов, то у меня нет ни малейшего сомнения относительно ликования японцев, которые, помимо прочего, жестокие и мстительные по природе».

Адмирал Витгефт запоздало бросил вперед шестнадцать миноносцев и «Новик». Они жаждали на волне удачи достичь еще большего, и отступили только перед японскими торпедными катерами. В 5 часов вечера капитан «Ясимы» сигнализировал, что все усилия спасти корабль оказались напрасными, и крейсер тонет. Запечатаны были секретные документы и портрет императора; оставшаяся в живых часть команды собралась на палубе тонущего корабля. Все были в чистой униформе, капитан Сакамото подал пример и запел «Кими-га-йо» — «Власть Господа». Последовал салют, и флаг медленно сполз вниз под троекратное «банзай». Команда села в лодки. Вскоре после восьми вечера крейсер исчез в волнах Желтого моря.

Французы и немцы аплодировали, англосаксы хмурились: «Благородный противник» предупредил бы потенциальную жертву. (словно «Петропавловск» получил подобное предупреждение). Адмирал Того был в весьма сложном положении: в течение нескольких часов русские мины уничтожили треть его крупных судов (плюс ко всем японским несчастьям крейсеры «Осима» и «Касуга» в тумане столкнулись на рейде Порт-Артура; «Осима» утонул немедленно). Богиня Аматерасу закрыла глаза на свой народ: в последующие дни погиблм «Мияко», торпедный катер № 48, эсминец «Акацуки» и новый флагман адмирала Насибы «Тацута».

В эти дни Россия получила долгожданную победу. Япония потеряла семь судов (водоизмещением 25 тыс. тонн), тысячу моряков, 160 орудий. Как говорили сами японцы, лучше бы они потеряли 20 тыс. солдат, чем два первоклассных эскадренных броненосца. Того доложил о гибели японских кораблей от мин, но слухи упорно говорили о русских подводных лодках. Видя японские корабли, русские капитаны теперь преднамеренно отдавали ложные приказы: «Первой флотилии подводных кораблей вернуться на базу» и т. п.

Ожил Владивосток. Здешняя эскадра бороздила Японское море, топя японские и прочие корабли с грузами для Японии. Именно тогда случилось важное — Япония потеряла первоклассные крупповские осадные орудия, предназначенные для Порт-Артура, локомотивы, оружие, пушки для береговой обороны собственно Японии. Если бы германские осадные орудия пришли вовремя, судьба Порт-Артура была бы обречена еще раньше.

Козлом отпущения стал адмирал Кимамура, отвечавший за транспорты. В окна его дома бросали и камни и кинжалы, ему советовали совершить хара-кири. Всячески обыгрывались два близких друг другу слова: «Ному» и «муно». Первое означало «глубокий туман», а второе «неспособность». Камимуре ставили в упрек то, что он допустил русские корабли до гавани Токио. Чтобы прийти в себя, Камимура переодически отправлялся ловить рыбу на маленьком катере. Он старался также занять своих моряков: походы в горы, борьба сумо. Но даже офицеры его штаба видели слезы в его глазах, вежливо обещая никому об этом не говорить.

Английский наблюдатель Пакенхэм посетил Того с выражениями соболезнования, тот кивал, «словно получал подарки». Адмирал «сидел спокойно как Будда недвижимо, излучая возрожденную уверенность в том, что все решится должным образом, позитивно воздействуя на всех окружающих. Англичанин не знал, что Того готовился к отставке: он послал линейный корабль туда, куда должен был направить торпедный катер. Но во время аудиенции у императора 18 мая 1904 г. он был «прощен» с указанием держать японские потери в тайне. Русские — как и весь мир — не знали, что эскадренный броненосец «Ясима» утонул.

Но 19 мая японский генштаб признал част своих несчастий — потерю «Йосино» и «Хатсусе». Лондонская «Таймс»: «Их потеря не ослабит дух японской нации. Все еще больше верят в адмирала Того». (В течение года японцы скрывали гибель своего линкора «Ясима»).

Вообще говоря, разразившаяся война по-новому показала миру Японию. Капитан Пакенхэм пытался объяснить душевное устройство загадочного народа. «Не боясь ничего в ином мире, ни вечного блаженства, ни вечной муки, не будучи испорченными прессой, которая преуспела бы в искусстве сенсационности и замены себялюбивой сентиментальностью твердых принципов, японцы все еще придерживаются мужественного взгляда на малозначительность отдельно взятой индивидуальной жизни — если ее сравнивать с благополучием Государства. Они придают малое значение гибели десятков, сотен и даже тысяч своих сограждан. Если потеряно несколько жизней, органы общественного мнения не ставят своих читателей перед фиксацией факта огромной катастрофы, их внимание не концентрируется долгое время на деталях поисков тел… Эта рыцарская концепция малозначительности отдельного маленького коллектива позволяет Японии безропотно, почти бессловесно переносить удары которые до основания заставили бы содрогнуться любую другую страну».

Северо-восточные подходы к Порт-Артуру защищал Пятый Восточносибирский пехотный полк под командованием полковника Николая Александровича Третьякова, расположившегося в Наншане. Это был ключ к крепости и стоянке военно-морской эскадры, северные ворота к Порт-Артуру. При полном бездорожье, при отсутствии карт, при растерянности солдат, не знающих отчетливо, что от них требуется, при периодических нападениях хунхузов — разбойников, полк все же не терял надежды. И это при том, что у Третьякова были лишь 11 рот и огромное незащищенное побережье — лишь один полк, что для обширных маньчжурских пространств, для многокилометрового побережья было явно недостаточно. Но именно Третьяков первым постарался оценить масштаб японской высадки. Единственное благо Третьяков видел в том, что «мы защищаемся, а не атакуем». Его начальник — генерал Фок сообщил Третьякову, что у него нет резервных войск для оказания поддержки, следует полагаться на себя. А любимец солдат и офицеров командир 7-й Восточносибирской пехотной дивизии генерал Кондратенко сказал прямо, что стоять на своих позициях нужно до последней капли крови.