Она слишком любила красное - Алексей Макеев

– Иван Васильевич! Я ни в чем не виноват… – оправдывался Большой Боря. – Роман Александрович видел, что я не сделал ничего дурного. Бык словно взбесился, Иван Васильевич… Он внезапно набросился на вашу дочь. Виктория могла спастись, если бы не подошла к Джеку Потрошителю слишком близко. Я ни в чем не виноват! Ваша дочь всегда подходила к этому быку… Я не раз предупреждал ее об опасности, Иван Васильевич… Ах, какое несчастье! Какое несчастье… Роман Александрович бросился на помощь, но разве он мог остановить этого зверя. Вы сами никогда не запрещали Виктории подходить к этому чудовищу. Я ни в чем не виноват! Я убирал мусор… Спросите у вашего зятя! Виктория сама подошла к Джеку Потрошителю. Какое несчастье! Какое несчастье, Иван Васильевич…

Отец Виктории не присутствовал на ее похоронах. Он перенес инфаркт и обессиленный лежал в постели. Ее могилка была усыпана полевыми цветами.

– Крепитесь, Роман Александрович! – говорили мне местные жители, стараясь хоть как-то смягчить мое горе. – Господь позаботится о ее душе. Теперь все несчастья для нее позади. Виктория обрела вечный покой. Вы любили ее, Роман Александрович, и она безумно любила вас… Такое горе! Такая жуткая смерть! Ивану Васильевичу давно нужно было избавиться от Джека Потрошителя…

Я, как мог, изображал из себя горем убитого супруга. Даже Большой Боря, который убедил участкового в моей невиновности, тоже подошел ко мне и протянул мозолистую волосатую руку.

– Прими искренние соболезнования, дружище! Ты же сам видел, что я ничего не мог сделать…

– Тебя никто не обвиняет, Большой Боря, – с дрожью в голосе сказал я.

– Мне следовало запретить вашей супруге подходить так близко к этому убийце…

– Кто же знал, что он взбесится?

– Она всегда подходила к Джеку Потрошителю, и он никогда не смотрел на нее косым взглядом. А тут… Прости меня, дружище…

– Спасибо, Большой Боря! – ответил я поникшим голосом. – Надеюсь, у тебя не возникнет неприятностей. Я убедил вашего следователя в твоей непричастности к случившемуся…

– Знаю, дружище! Я тоже был у него. Я рассказал участковому о том, что ты стоял за изгородью, а потом бросился на помощь.

Мы крепко пожали друг другу руки.

Этот закоренелый алкоголик даже не заметил, когда я перелез через ограду. Как я уже говорил, его несусветная глупость была мне только на пользу.

В течение нескольких последних дней, на которые я был вынужден задержаться на ферме моего тестя, по вполне понятным причинам меня можно было легко найти на кладбище. Я постоянно сидел возле могилы Виктории. Я был там с утра и до позднего вечера. Я страдал от голода, но упорно отказывался от пищи, ограничившись лишь кусочком ржаного хлеба и стаканом холодной воды. Мое горе должно было выглядеть искренним и неподдельным. Иногда до меня доходили слухи, что я начинаю терять рассудок. Глупцы! Разве они могли знать, что все эти дни я ликовал от восхищения перед собственной гениальностью. Меня переполняла гордость за содеянное преступление. Теперь все мысли я направлял на свою очередную жертву. Я произвел один самосуд и тут же вынес второй приговор. Данила Луговой был обречен на смерть. Он не имел права подать кассационную жалобу. Я даже специально не сообщил в Мурманск о причине моей задержки. Я хотел, чтобы Данила был первым, кто узнает от меня о случившемся несчастье. Я мечтал посмотреть ему в глаза и увидеть, как у него опустятся руки, и, не выдержав истинного горя, обрушившегося на него, он проронит слезу. Я стремился запечатлеть его в моей памяти жалким и беспомощным человеком, страдающим от потери возлюбленной.

В тот день, когда я наконец-то был просто обязан вернуться на Кольский полуостров, я, как обычно, находился у могилки Виктории. Здесь была поистине мертвая тишина. Меня никто не отвлекал от моих мыслей, и я имел возможность спокойно сосредоточиться на следующем преступлении. Заметив приближающуюся Светлану, я прикинулся настоящим безумцем, у которого помутился разум.

– Лапушка моя! На кого ж ты меня покинула? – бормотал я таким голосом, чтобы служанка моего тестя могла услышать мои слова. – Почему ты не взяла меня с собой? Лучше бы эта тварь убила меня! Прости, моя кровинушка! Я не смог тебя уберечь. Прости, любимая! Лучше бы я погиб! Лучше бы я…

Светлана, абсолютно уверенная в том, что я не заметил ее присутствия, осторожно прикоснулась к моему плечу.

– Роман Александрович! – поникшим голосом сказала она. – Нельзя так сильно терзать свою душу. У вас большое горе, но вы должны с ним справиться. Видно, сам Господь дал вам такое тяжелое испытание…

– За что? – плачевным голосом спросил я. – Он отнял у меня Викторию! Это не испытание, а наказание. Почему он отнял у меня самое дорогое, что было в моей жизни?

– Идемте, Роман Александрович! Вам нельзя здесь больше оставаться. Вы сегодня уезжаете.

– Я знаю, Светочка! Пожалуйста, оставь меня в покое. Я хочу еще немного побыть наедине с моей женой…

– Вам пора, Роман Александрович! – настойчиво сказала она. – Иван Васильевич ждет вас в гостиной. Он просил, чтобы вы к нему зашли.

Я поднял голову и с наигранной грустью посмотрел на нее.

– Как его самочувствие? – отрешенно поинтересовался я.

– Гораздо лучше, чем было.

– Надеюсь, он поправится…

– Я тоже на это надеюсь. К сожалению, трагическая смерть дочери слишком сильно повлияла на его здоровье.

– Зачем я ему понадобился?

– Я не привыкла задавать хозяину лишние вопросы.

Я понимающе кивнул головой.

– Будьте любезны, еще пару минут… – попросил я.

– Пожалуйста, Роман Александрович! Я подожду вас поблизости.

Она отошла на весьма приличное расстояние и остановилась.

Убедившись, что никого нет рядом и меня никто не может услышать, я низко склонил голову, на минуту представив, что Виктория лежит передо мной не в сырой земле, а в уютной теплой постели.

– Ну что, милая?! – злорадно произнес я. – Если ты меня слышишь, то знай, следующим будет Данила Луговой! Я не успокоюсь, пока этот франт тоже не окажется в могиле. Прощай, дорогая! Извини, но я не могу пожелать тебе Царствие Небесное…

Всю дорогу, от кладбища до фермы, мы со Светланой почти не разговаривали друг с другом и лишь изредка обменивались малозначительными фразами. Своего тестя, изможденного от болезни и горя, я застал в его кресле-каталке.

– Светланочка, оставь нас одних! – приказным тоном произнес он. – У нас с Романом Александровичем опять будет серьезный мужской разговор.

Я насторожился. Его тон не предвещал ничего хорошего. Светлана незамедлительно вышла из гостиной.

– Вот что, Роман Александрович! – тяжело дыша, сказал мой тесть. – Нас с вами постигло огромное горе. Как это ни парадоксально звучит, но оно нас объединяет. Несмотря на сложившиеся неблагоприятные обстоятельства, я все-таки обязан вам кое-что сказать. Но сначала мы должны наказать убийцу моей дочери! Я не сомневаюсь, что вы готовы разделить мое мнение. Ведь ко всему прочему это еще и ваша супруга…