Загадки Нострадамуса - Георгий Миронов

– Голова наутро болела.

– У меня вдруг зрение улучшилось – даже от очков отказалась, врачи удивлялись.

– У меня молоко грудное пропало, проблемы были…

– У меня рассосался жировик на лбу.

Чижевский отхлебнул чаю, тронул пальцем левой руки розовый рубин в перстне на безымянном пальце правой. Камень был очень большой, настолько большой, что никто, слава богу, его за настоящий не принимал – считали, что стекляшка…

– А в драгоценностях ваших, милые дамы, не произошло никаких изменений?

– Ой, у меня прабабушкино ожерелье порвалось, настоящий жемчуг – так жалко…

– А у меня серебряные украшения потемнели. Пришлось чистить.

– У меня перстенек с натуральным рубином был – вот сейчас на ваш перстень взглянула и вспомнила. Так он цвет изменил.

– То есть как?

– Был ярко-красным, за одну ночь стал ярко-розовым.

– Он у вас сохранился?

– Сохранился. Только он где-то через месяц опять стал красным.

– И у меня такая же история – так странно, даже никому не рассказывала…

– А нет ли случайно в окрестностях Петрозаводска какого-нибудь, хотя бы совсем маленького, месторождения рубинов?

– Ой, это вам надо спросить у Бориса Ивановича Сербы. Он такой фанат Карелии – и шунгиты у нас открыл, и золото в районе Лоухи искал, и доказывал, что в окрестностях Сортавалы может быть кимберлитовая трубка, «сестра» архангельской. Можем адресок дать.

– А он у меня есть. Ему тоже гостинцы от Егора Федоровича привез. Он библиоман страстный. Вот я ему книги, которые ему для работы нужны, и привез. Целый ящик. Завтра к нему поеду. А вам – спасибо.

– Да не за что…

– Как это «не за что»? Вы мне очень помогли. А теперь – нам пора. На Онеге свои навигационные правила, как бы не нарушить чего… Боязно.

Капитан усмехнулся:

– Отплываем.

С юных лет у него было несколько иллюзий. Одна из них – что женщины-брюнетки более страстные, чем блондинки. С тех пор он перепробовал несколько сот представительниц женского пола всех мастей и национальностей. Действительно, смуглые брюнетки – особенно гречанки и румынки – выкидывали такие «фортеля», что даже он начинал чувствовать себя половым гигантом.

В нем с детских лет уживались два несовместимых ощущения – мания величия и комплекс неполноценности. Откуда шло второе – понятно. А источник мании величия долгие годы был ему неясен, пока не выяснилось, что его голова, невосприимчивая к алгебре и тригонометрии, имеет гениальную способность – мгновенно рассчитывать финансовые схемы, в результате которых без всяких трений с законом происходит эффектный «отъем» денег у государства.

Другая иллюзия юности развеялась уже в зрелые годы. Прочитав однажды какую-то книжку про западную жизнь, он стал в подражание главному герою пить черный кофе без сахара. Оказалось, что это страшная гадость. И лишь очутившись на Западе, он быстро убедился, что 99 % граждан «свободного мира» выбирают кофе с сахаром. Чай с молоком, кофе с молоком – иногда пьют несладкими, особенно во Франции. А черный кофе – должен быть горек, сладок и горяч. Так он теперь и пил.

Из всех иллюзий осталась одна: маленькие грудастые брюнетки.

Именно такой была женщина, имени которой он так и не удосужился запомнить. Знал только, что она португалка, которая досталась ему вместе с другой прислугой от прежнего хозяина замка. Он нажал кнопку звонка. Тут же в дверном проеме показалась ее мордашка. И лживая улыбка, словно ничего в жизни так не ждала, как вызова хозяина.

Он кивнул. Она вошла, закрыла за собой двери.

Горничная застыла в полной готовности выполнить любой приказ. Осина сел в ванне, не стесняясь своей не слишком привлекательной наготы. Сказал одно слово:

– Пасьянс.

Португалка знала неимоверное количество пасьянсов.

Хозяин произнес еще одно слово:

– «Star».

Это означало, что он выбрал пасьянс «Звезда».

Пасьянс – дело небыстрое. Чтобы не слышать разъяснений, которыми девица сопровождала раскладывание карт, он включил музыку. Из всех известных ему композиторов он больше всего любил и понимал Пахмутову и Вивальди.

Если песни Пахмутовой его бодрили, напоминая о комсомольской юности, то музыка Вивальди успокаивала.

Это как черный кофе без сахара – принято, и все тут. А оказалась страшная гадость. Может, и Вивальди – такой же навязанный ему «брэнд».

Что он, собственно, любит? Теперь, пожалуй, уже ничего. Сыт.

A кого? К родителям он всегда относился с почтением. А когда батяня перед смертью свозил его в Ярославскую область и передал «с баланса на баланс» свой схрон, то отца он просто зауважал.

…А однажды любил. Точно – любил. Было это еще в студенческие годы. Она на другом факультете училась – маленькая, ниже его, чернявенькая. Все на месте. Попка там, и все такое. Груди были маленькие, но красивой формы, и сосочки – не то что у этой португалки, розовенькие. Это была даже не любовь, а всепоглощающая страсть. Она отдалась ему на третий день знакомства. Не потому, что влюбилась. Говорила: «Ты, Володька, как банный лист: тебе легче отдаться, чем объяснить, что не хочется». Не очень-то лестно. Но в ходе сексуальных игр видно было, что она увлекалась, хотя нравился ей не он, Володька Сидоров, а сам процесс. Он смирился, что она отдается ему без любви. Одно ее слово – и пошел бы, как говорится, под венец.

Но она вышла замуж за парня с ее курса, с ее факультета. Как и у нее, отец офицер. Поженились и уехали по распределению в Оленегорск, где в обычном гарнизоне прозябал батюшка жениха. Потом… Суп с котом. Обычная советская жизнь. Ребеночек умер. Муж спился. Она тосковала. Вроде как между строк давала понять: одна, свободна, ностальгирует о прошлом. Он тогда учился в аспирантуре, жил в отдельной комнате в общежитии, ну куда было жену вести? Да и обида оставалась. В общем, связь прервалась. А когда решил разыскать, восстановить контакт – не вышло. След потерялся.

Вот найти бы ее сейчас, бросить к ногам миллиарды, драгоценности, замок в Лондоне, замок под Эдинбургом, шале в Альпах, пентхауз в Майами… Но ведь ей уже… позвольте… за шестьдесят! И все же… Любовь у него была. Единственная в жизни. Пусть и за шестьдесят, наверное – располнела, поседела. Так и он не Ален Делон. Жан Габен, скорее.

…Пасьянс заключался в том, чтобы собрать четыре масти в порядке последовательности.

Горничная снимала карты с колоды в ожидании, когда среди них появится двойка. Двойки выкладывались вокруг талона так: две черные – справа и слева, две красные – сверху и снизу. Далее на двойки выкладывались тройки, четверки, пятерки и так до туза.

Раньше у португалки все пасьянсы выходили.