Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы - Оксана Васильевна Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1. «Рим, ты утратил благородство крови…»[238]
Для своей третьей по счету трагедии Шекспир выбрал римскую тему – беспроигрышный вариант, если учесть, что античный антураж позволял вместить в текст достаточно красноречивые политические намеки, сатирические выпады, аллюзии на современных автору представителей власти, не вызывая подозрений. С учетом выпущенного в тот же год акта[239], по которому несколько произведений английских авторов было приговорено к сожжению, в Англии довольно активно функционировала цензура, и Шекспир совсем не торопился стать ее «клиентом»[240]. По этой причине он обращается к безопасному с точки зрения политической благонадежности сюжету из древней истории. Римская тема была уже намечена Шекспиром в трагедии «Тит Андроник», но на этот раз драматург переходит от мифов к более серьезному материалу – истории. Вместо Овидия источником для новой пьесы выступает трактат Плутарха «Сравнительные жизнеописания», переведенный на английский язык Томасом Нортом (1535–1604).
Как и большинство исторических хроник, трагедия «Юлий Цезарь» отражает страхи Шекспира и его современников перед возможной (а в 1599 году казавшейся неизбежной) гражданской войной. В основе сюжета пьесы лежит история заговора против Цезаря, увенчавшегося его убийством в 44 году до н. э. Выбор темы оказался пророческим – через два года Эссекс, оказавшийся в опале из-за своих неудачных военных кампаний, устроил попытку переворота с целью свержения стареющей королевы, так и не допустившей его к власти. Этот заговор был быстро и эффективно подавлен, а его глава, бывший фаворит Елизаветы, казнен. К этому сюжету Шекспир планировал вернуться позже, после смерти самой королевы, – по крайней мере, «сиквел» «Юлия Цезаря», трагедия об Антонии и Клеопатре, многими интерпретаторами рассматривается как отображение этого мрачного эпизода елизаветинской истории. Однако в 1599 году Эссекс еще жив, хотя и удален от двора, а королева вплотную подошла к пределу своего земного срока. Неизбежный упадок всего живого, естественный и необратимый в природе, в случае с этой поистине великой женщиной производил гнетущее впечатление на знавших ее людей. Вероятно, тягостное впечатление от этого зрелища подсказывало Шекспиру многие строчки его «Юлия Цезаря».
Слабость сильных, дегероизация мифологизированного образа составляют ведущую тему трагедии. Шекспир изображает Цезаря не как влиятельного политика, непобедимого полководца и тирана, в соответствии с многовековыми традициями западной литературы. В его пьесе диктатор предстает с неожиданной стороны – как пожилой, слабый здоровьем, утомленный бременем власти человек, бессознательно ожидающий смерти. Созданию этого образа в трагедии способствуют развенчивающие культ Цезаря тирады злобного Кассия, описывающие моменты болезни, физической и душевной слабости диктатора[241], однако общая картина его состояния в пьесе не противоречит нападкам противника. Цезарь сам упоминает, что глух на одно ухо; упоминается также приступ эпилепсии, случившийся с ним во время Луперкалий, а в одной из «домашних» сцен, в которой Кальпурния рассказывает мужу свой зловещий сон, Цезарь появляется в ночной рубашке. Эта бытовая деталь – анахроничная, поскольку римляне не имели специальной одежды для сна[242], – делает образ Цезаря очень приземленным и по-человечески уязвимым. Подобная картина увядания, упадка физических сил была очень знакома и понятна приближенным Елизаветы и ее подданным, что усиливало параллелизм проблематики пьесы и современной Шекспиру исторической ситуации.
Еще один признак слабости Цезаря – их бесплодный брак с Кальпурнией (в начале пьесы упоминается о празднестве Луперкалий, во время которых бегущие атлеты хлестали стоявших вдоль дороги матрон, желавших обзавестись потомством; Цезарь просит Марка Антония, участвовавшего в ритуальном забеге, коснуться Кальпурнии). Согласно античным источникам, Кальпурния была третьей женой Цезаря, и у него были дети от предыдущих союзов и от любовниц[243] (например, сын от Клеопатры), так что его производительная способность не ставилась под сомнение. Однако мотив бесплодия важен для Шекспира, поскольку позволяет усилить тему распада естественных связей и механизмов, всеобщего разлада, скрытой болезни, подтачивающей не только здоровье отдельных граждан, но и тело государства. Это впечатление подчеркивается изображенными в пьесе жуткими знамениями, которые нарушают законы миропорядка и предвещают хаос и приближение конца света:
Какой-то раб – его в лицо ты знаешь —
Вверх поднял руку левую, и вдруг
Она, как двадцать факелов, зажглась,
Не тлея и не чувствуя огня.
Затем – мой меч еще в ножны не вложен —
У Капитолия я встретил льва.
Взглянув свирепо, мимо он прошел,
Меня не тронув; там же я столкнулся
С толпой напуганных и бледных женщин.
Они клялись, что видели, как люди
Все в пламени по улицам бродили.
Вчера ж ночная птица в полдень села
Над рыночною площадью, крича
И ухая. Все эти чудеса
Совпали так, что и сказать нельзя:
«Они естественны, они обычны».
Я думаю, что зло они вещают
Для той страны, в которой появились.
Признаки неизбежной катастрофы, связанной с гибелью правителя, описываются и в других произведениях Шекспира:
Король погиб, должно быть.
Засохли все лавровые деревья,
Грозя созвездьям, блещут метеоры,
А бледный месяц стал багрян, как кровь;
Зловещие блуждают ясновидцы
И страшные пророчат перемены;
А знаменья такие предвещают
Паденье или гибель королей[244].
В «Макбете» тоже происходят необычные, противоестественные явления, которые свидетельствуют о наступлении хаоса во Вселенной после убийства короля Дункана:
Леннокс
Ночь бурная