Белая обезьяна - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надеюсь, что вижу вас в добром здоровье, сэр. Никогда не забываю вашу доброту.
«Олдермен», глядевший вверх, точно увидел на куполе св. Павла сороку, остановился, как в столбняке.
– Доброту? – спросил он. – Какую доброту? Ага, шары! Мне они были ни к чему.
– Конечно, сэр, конечно, – почтительно согласился Бикет.
– Ну, вот вам, – проворчал «олдермен», – только в другой раз не рассчитывайте.
Полкроны! Целых полкроны! Взгляд Бикета провожал удалявшуюся фигуру. «В добрый час!» – тихо пробормотал он и стал складывать лоток. «Пойду домой, отдохну малость, а потом поведу Вик смотреть эту картину. Забавно будет поглядеть на нее вдвоем».
Но Вик не было дома. Он сел и закурил. Ему было обидно, что ее не оказалось дома в первый его свободный день. Конечно, не сидеть же ей весь день в комнате. И всетаки! Он подождал минут двадцать, потом надел костюм и ботинки Майкла.
«Пойду посмотрю один, – решил он. – И стоить будет вдвое дешевле. Пожалуй, сдерут шесть пенсов, не меньше!» С него содрали шиллинг – целый шиллинг, четверть его дневного заработка! – за то, чтоб посмотреть какую-то картину! Он робко вошел. Там были дамы, которые пахли духами и говорили нараспев, но внешностью они и в подметки не годились его Викторине! Одна из них за его спиной сказала:
– Посмотрите! Вот это сам Обри Грин! А вон его картина, о которой столько говорят, «Отдых дриады».
Дамы прошли мимо Бикета. Он пошел за «ними. В конце комнаты, заслоненная платьями и каталогами, мелькнула картина. Пот проступил на лбу Бикета. Почти в натуральную величину, среди цветов и пушистых трав, ему улыбалось лицо – точный портрет Викторины! Неужели кто-нибудь на свете так похож на нее? Эта мысль была ему обидна: так обиделся бы коллекционер, найдя дубликат вещи, которую он считал уникумом.
– Изумительная картина, мистер Грин! Что за тип! Молодой человек, без шляпы, со светлыми, откинутыми назад волосами, ответил:
– Находка – не правда ли?
– Удивительно – воплощенная душа лесной нимфы! И какая загадочная!
Это самое слово всегда говорили про Викторину! Тьфу, наваждение! Вот она лежит тут – всем напоказ, только потому, что какая-то проклятая баба как две капли воды похожа на нее. Ярость сдавила горло Бикету, кровь бросилась ему в голову, и вместе с тем какая-то странная физическая ревность охватила его. Этот художник! Какое он имел право рисовать женщину, похожую на Вик, – женщину, которая не посовестилась лежать в таком виде! А тут еще эти со всякими разговорами насчет кьяроскуро, и язычества, и какого-то типа Ленеарда! Черт бы побрал их фокусы и кривляние. Он хотел отойти – и не мог, прикованный к этому образу, так таинственно напоминавшему ту, «которая до сих пор принадлежала только ему. Глупо так расстраиваться из-за совпадения, но ему хотелось разбить стекло и раскромсать это тело в клочки. Дамы с художником ушли, оставив его наедине с картиной. Без посторонних было не так обидно. Лицо было тоскливое, грустное, И с такой дразнящей улыбкой! Сущее наваждение, право! „Ладно, – подумал Бикет, – надо пойти домой к Вик! Хорошо, что я ее не привел сюда глядеть на свою копию. Будь я олдерменом, я бы купил эту проклятую штуку и сжег“.
И вдруг у входа Бикет увидел своего «олдермена», разговаривающего с каким-то чумазым иностранцем. Бикет замер в полном изумлении.
– Это вошходящая жвезда, миштер Форшайт, – услышал Бикет, – цены на его вещи поднимаются.
– Все это верно, Думетриус, но не каждому в наш» дни доступна такая цена – слишком дорого!
– Хорошо, миштер Форшайт, вам я уштуплю дешть процентов.
– Уступите двадцать, и я покупаю.
Плечи «чумазого» поднялись вровень с его волосатыми ушами – нет, даже выше! А улыбка-то, улыбка!
– Миштер Форшайт! Пятнадцать, шэр!
– Хорошо, уговорили; только пошлите картину на квартиру к моей дочери, на Саут-сквер – вы знаете адрес? Когда у вас закрывается?
– Пошлежавтра, шэр.
Вот как! Значит, подделка под Вик перешла к этому «олдермену»?
Бикет яростно скрипнул зубами и выскользнул на улицу.
Он испытывал странное чувство. Не зря ли он так волнуется? Ведь в конце концов это не она. Но знать, что другая женщина может так же улыбаться, что у нее такие же черные кудри, те же изгибы тела! И он вглядывался в лицо каждой встречной женщины – ну совсем иное, совсем не похоже на Вик!
Когда он пришел домой, он увидел Вик посреди комнаты, с воздушным шариком у губ. Вокруг нее на полу, на стульях, на столе, на камине лежали надутые шары – весь его запас; один за другим они отлетали от ее губ и садились, куда хотели, – пунцовые, оранжевые, зеленые, красные, синие, оживляя своей пестротой унылую комнату. Все его шары надуты! А Вик стояла среди них, в своем лучшем платье, улыбающаяся, странно возбужденная.
– Что за представление? – воскликнул Бикет.
Приподняв платье, она вынула из чулка пачку хрустящих бумажек и протянула ему.
– Смотри! Шестьдесят четыре фунта. Тони! Я раздобыла все, что надо. Можем ехать!
– Что?!
– Меня точно осенило – пошла к мистеру Монту, который нам тогда прислал вещи, и он одолжил нам эти деньги. Когда-нибудь мы с ним расплатимся. Ну, разве это не чудо?
Бикет впился испуганными, как у кролика, глазами в ее лицо. Эта улыбка, этот взволнованный румянец! Странное чувство шевельнулось в нем – не обман ли все это? Вик не похожа на Вик! Нет! И вдруг ее руки обвились вокруг его шеи и влажные губы припали к его губам. Она прильнула к нему так, что он не мог шевельнуться. Голова закружилась.
– Наконец! Наконец-то! Как чудесно! Поцелуй меня, Тони.
Бикет обнял ее; его страсть была неподдельна, но за ней, временно заглушенное, вставало чувство какой-то нереальности...
Когда это случилось – вечером или уже ночью пришло первое сомнение призрачное, робкое, настойчивое, неотвязное, оно на рассвете вгрызлось ему в душу, сковало его оцепенением. Деньги – картина – пропавшая газета – и это чувство нереальности. То, что она ему рассказала... Разве так бывает? Зачем мистер Монт станет давать в долг деньги? Она с ним виделась – это несомненно: комната, секретарша – она так безошибочно описала мисс Перрен. Откуда же это грызущее сомнение? Деньги – такая куча денег! С мистером Монтом... нет, никогда! Он настоящий джентльмен. Ох, какая же он свинья, что допускает такую мысль о Вик! Он повернулся к ней спиной, попробовал уснуть. Но разве уснешь, когда заползет такое подозрение? Нет! А ее лицо среди шаров – как она зацеловала его глаза, как замутила ему голову так, что он ни подумать, ни спросить, ни сказать ничего не мог. От смутных подозрений, от тоски и неизвестности, от трепетной надежды и видений Австралии Бикет встал совсем измученный.
– Так, – сказал он за завтраком, запивая какао хлеб с маргарином. Я, во всяком случае, должен повидаться с мистером Монтом, – и вдруг он добавил, глядя ей прямо в лицо: – Вик?