Паутина противостояния - Вадим Панов

— Мы должны убедиться, что психическое состояние Лаи вернулось в норму.

— В камере?

— Нет, я пришел за тем, чтобы освободить вашу дочь, Манан. — Сантьяга положил руку на плечо шаса. — Мы проведем кое-какие тесты, а после…

Лаю нельзя отпускать, но и держать в Цитадели дольше, чем это необходимо, тоже нельзя. Манан не поймет.

А по городу поползут слухи…

— Сегодня ваша дочь будет ночевать дома, — твердо закончил нав. — Несколько тестов, разговор со мной и… — Он выдал ободряющую улыбку. — Уверен, все будет в порядке, Манан, Лая поедет домой.

— Спасибо!

Тратасара промолчала. Отвернулась. Злится. Не может простить, что комиссар отправил ее дочь на опасное задание. Тратасара точно знает, кто виноват в ее слезах.

Простит? Нет.

Комиссар вздохнул, молча кивнул Манану и вновь перевел взгляд на камеру. На Лаю. На девушку, которую он отправил на опасное задание. На своего агента.

Рассказ Схинки представлял собой причудливую смесь правды и лжи, но даже Сантьяга, сидящий рядом с орангутаном и использующий все свое умение, отличал ложь только потому, что точно знал, где именно Схинки врет. Во всем остальном орангутан был безупречен. Либо искренне верил в рассказ, либо был великим обманщиком.

Манан не нанимал Грима, он даже не знал о предстоящей встрече с Ларисой, которую считал обычной человской ведьмой. Как, впрочем, и все остальные. «Ласвегасы» перехватили послание «Катарины», и Лая отправилась в Лондон — появление вместо самого контрабандиста его дочери-колдуньи не должно было вызвать никаких подозрений. Грим же просто увязался за любимой. Не мог оставить. Увязался и погиб. А Лая…

— Комиссар! Черт возьми, со мной все в порядке!

Она начала злиться. Значит, скоро впадет в истерику, а Сантьяга не хотел, чтобы родители видели Лаю в таком состоянии.

Свою скромную, улыбчивую Лаю, которая никогда в жизни не занималась магическим хулиганством и любила обычного чела.

Ортега, повинуясь кивку комиссара, пошел открывать камеру.

— Куда вы посылали мою дочь? — тихо спросил Манан.

— Я не могу вам ответить.

— Что она там увидела?

Вот что имел в виду Схинки, вот чего добивался Ярга — заставить противника потерять уверенность, напугать. Что произошло с Лаей? Глубокий гипноз, действие которого уже прекратилось, или ее личность безвозвратно изменена? Она в норме или искусно притворяется? Ей можно доверять? Сколько еще жителей Тайного Города, любящих путешествовать по миру, прошли через руки Ярги? Кого он переделал? Или это блеф? Или не блеф? Не потому ли Схинки столь равнодушно среагировал на потерю информации о сети сторонников? Первая паутина порвалась, но есть вторая?

Манан и Тратасара бросились к вышедшей из камеры дочери, однако девушка смотрела не на них, а на Сантьягу:

— Я помню только то, как нас взяли. Я даже не знаю, где Грим.

Глаза не лгут. Голос не лжет. Однако еще несколько часов назад она была убеждена, что нелюбимый отец погиб на ее глазах, а мать умерла…

— Мы поговорим чуть позже, — кивнул нав. — Я очень рад, что вы вернулись.

А что еще он мог сказать?

Щедрая компенсация от Темного Двора, лучший уход и… самое плотное наблюдение. До тех пор, пока они не доберутся до записей Ярги, пока не поймут, что он сотворил с девушкой, Лая останется под подозрением.

— Это высшая форма власти.

Ортега увел семейство Турчи из подвала, повез на один из верхних этажей Цитадели, в комнату с окнами и мягкими креслами. В комнату с настоящим зеркалом. Однако побыть одному Сантьяге не удалось. Едва закрылась дверь, как из противоположной стены медленно вышел князь Темного Двора. Длинная фигура, закутанная в бесформенный черный плащ с низко надвинутым капюшоном.

— Это высшая форма власти — власть над разумом.

Лучшие маги Великих Домов не знали способов тотального управления. Умели сделать врага идиотом, исковеркать мозг до полной непригодности. Умели держать под контролем некоторое время — «Заговор Слуа» давал весьма неплохие результаты, хоть и требовал серьезных усилий. Но переделать Лаю так, как получилось у Ярги, не смог бы никто.

— Он восстановил древние техники.

— Он готов на все ради власти.

— Нет. — Капюшон качнулся. — Он пойдет на все ради власти.

— Да, — согласился Сантьяга. — Пойдет.

— У тебя есть план войны с ним?

Комиссар повернулся и еще раз посмотрел на разгромленную камеру. На размазанную по полу и стенам пищу, на сделанную кровью надпись: «Ярга вернулся!» Черные глаза непроницаемы, губы сжаты в узкую полоску, а уши… уши едва заметно заострены.

— Плана нет, — тихо произнес Сантьяга. — Зато есть огромное, всепоглощающее желание уничтожить даже память о нашем первом князе.

* * *

Этот кабинет разительно отличался от того, что погиб на базе. Тоже большой, тоже черный, темный, но, увы, лишенный ставшего привычным лоска. Мебель не красивая, а функциональная. Книги расставлены небрежно, да и мало их, книг. Вместо стационарного компьютера ноутбук — программисты не успели оснастить хозяина так, как он того требовал. Единственное, что радовало — кресло. Точно такое же, как и раньше.

Именно в нем сидел Ярга, забросив ноги на стол и бездумно изучая шрам на руке — след катаны. Через два-три дня от него не останется и следа, однако сейчас розовая полоска напоминала о поражении. Напоминала, но… Но Ярга уже успокоился.

Небрежная, расслабленная поза. Господин директор слегка утомлен, господин директор изволят отдыхать в конце рабочего дня. С виду и не скажешь, что господин директор получил весьма и весьма увесистую оплеуху.

Шрам, быстро затягивающийся шрам. Не знак провала, а повреждение тела, просто шрам — вот и все, что волновало Яргу. И даже раздавшийся из угла рык не заставил его вздрогнуть.

Ждал. Знал, что услышит.

Крупный орангутан, до сих пор безвольно полулежащий в гостевом кресле — то ли мертвый, то ли под действием наркотика, — неожиданно забился, скатился на пол, зарычал, царапая пол когтями, поднялся на четвереньки, пошатнулся — лапы не держали, закашлялся, изрыгая из себя сгустки крови, упал, перекатился на спину и глубоко задышал, уставившись в потолок. Глазами, в которых светился разум.

— Я вижу, Схинки, ты снова умер, — небрежно заметил Ярга, продолжая созерцать оставленную японцем метку.

— А я вижу, нас отбросили на несколько месяцев назад, — проворчал орангутан.

— Наверстаем. Главной цели мы добились.