Дебри - Юлия Зайцева

Человечность Новицкого породила социальный протест. «Царственная Сибирь изобильна соболями», которые стоят бешеных денег, но остяки, что добывают пушнину, – нищие, и их одежда из крапивного волокна и рыбьих шкур: «лютость тягчайших морозов претерпевают в налимьем кожане».

Кладбище в посёлке Щекурья

Но многое в нравах остяков вызывало у Новицкого гнев. Он осуждал продажу в рабство жён и детей. Или то, что остяки «не ищут врачевания», считая болезни кознями злых духов: это «жестокое о себе нерадение». Более всего Новицкий не терпел идолопоклонства – «боготворимый в идолах дух лжи». В своей книге он поведал о зловещих языческих обычаях. Например, женщина после смерти мужа делает деревянного «кумира», в которого якобы вселяется душа покойного; женщина одевает куклу в одежды мужа, возит с собой, кормит её, целует и кладёт в постель, а хоронит только через год.

Крещение остяков для ссыльного полковника было безусловным благом. В искреннем убеждении он восклицал на тяжеловесном языке XVIII века: «Елице же обретохом крестихом, и еще далее поидохом» – «Стольких уже обрели в крещении, и ещё дальше пойдём»!

После миссий Филофея Новицкий стал «надзирателем» за исполнением христианских обрядов новокрещенами-остяками то ли на реке Конде, то ли близ Кодского монастыря. За измену Мазепы полковник заплатил судьбой, а за веру отдал жизнь: священники Иосиф Сентяшев и Григорий Новицкий пропали бесследно где-то на дикой реке Куноват. Это произошло между 1720 и 1725 годами. Осталась легенда, что на Куновате священники наткнулись на Золотую Бабу, главного идола северной тайги, и самоеды – хранители идола – убили Новицкого и Сентяшева, чтобы скрыть дорогу к своему капищу.

А книгу Новицкого «присвоил» драгунский капитан Йохан Бернгард Мюллер – пленный швед и бывший товарищ ссыльного полковника. Мюллер перевёл рукопись на немецкий язык и в 1720 году опубликовал в Берлине под собственным именем. В России же «Краткое описание о народе остяцком» издали только в 1884 году – через 169 лет после написания! Но на обложке книги был указан подлинный автор – Григорий Ильич Новицкий.

Освоившись в Тобольске, губернатор Гагарин задумал масштабную перестройку своей резиденции. Гагарин хотел получить представительский центр, достойный «стольного города Сибири». Зодчий Семён Ремезов предложил губернатору заветный замысел, который, судя по чертежам, он лелеял много лет: надо воздвигнуть вокруг Воеводского двора крепостные стены и башни, изящно соединить их со стенами и башнями Гостиного двора и Софийского двора, и тогда три двора превратятся в прекрасный кремль.

Центром будущего ансамбля Ремезов назначил Софийскую площадь. Её должны были окружать «столпы»: колокольня собора, Вознесенская церковь, Дмитриевская башня над Прямским взвозом и Спасская башня с курантами и воротами на Верхний посад. С площади улица должна была вести к Княжьей башне, от которой на Нижний посад спускался огромный деревянный мост.

Идея Гагарину понравилась. Правда, он опасался Петра, который мог разрушить любые планы. В 1712 году Пётр распорядился выслать из Сибири в Петербург сразу три тысячи строителей. Неизвестно, как Матвей Петрович выкрутился (да у него и не имелось такого количества мастеров), но к возведению кремля губернатор привлёк пленных шведов – уж их-то царь из Сибири не выдернет, и эта рабочая сила всегда останется под рукой.

Петропавловская церковь в Тюмени

В 1712 году Ремезов приступил к строительству Вознесенской церкви. Храм был «столпный» – над основным объёмом возвышалась ступенчатая башня колокольни. Подгоняемые нетерпеливым губернатором, каменщики не мешкали, и соорудили Вознесенскую церковь всего за два года. Она вознесла главу на краю высокого обрыва над Прямским взвозом.

В 1713 году весь Воеводский двор вскипел грандиозными работами. Артельные принялись разбирать деревянные стены и башни двора и копать рвы под фундаменты каменных сооружений. Гагарин решил, что сначала надо построить юго-западную сторону кремля – ту часть, которая стоит над обрывом и видна с Нижнего посада. Кремль создавался с репрезентативными целями, и Матвей Петрович желал сразу получить наиболее эффектный вид.

А для Ремезова самой увлекательной задачей была Дмитриевская башня. Дмитриевской он назвал её в честь Ермака, который разгромил Кучума в день святого Димитрия – 26 октября 1581 года. Ярусная башня со «шпицем» (шпилем) и двойными воротами в основании была словно бы враспор «вбита» в Прямской взвоз – между склонами оврага. Строили башню шведы.

Ремезову тогда шёл уже 72-й год, но он был полон кипучей энергии. Помимо кремля, он занимался и многими другими делами. Например, возглавил артель художников, которые написали 18 картин для дворца Гагарина. Картины рассказывали об истории Сибири. Это были «конклюзии» – живописные аллегории с текстами. Образцом для них являлись иконы типа «древо», хотя общий строй изображений тяготел к реализму. Жанр «конклюзий» в Сибирь занесли малороссийские митрополиты.

Увы: 9 декабря 1714 года Пётр издал указ, запрещающий в России каменное строительство везде, кроме Петербурга. И в 1715 году работы на Воеводском дворе стали затихать. Строители завершали то, что нельзя было оставить недоделанным, а за новое уже не принимались. Кремль возвели только наполовину – лишь стены и башни вдоль обрыва Троицкого мыса.

У Дмитриевской башни успели построить два яруса из семи. Нижний ярус, опорный, «поджатый» контрфорсами, был прорезан двумя арками (для телег и для пешеходов); второй ярус – «палаты»: анфилада из шести залов с крестовыми сводами и маленькими окошками. Здание, «погружённое» в ущелье Прямского взвоза, накрыли высокой крышей. Со временем «пенёк» Дмитриевской башни станут называть Рентереей – «хранилищем казны» (денежной и пушной). Но это название появится не ранее 1719 года, когда будут учреждены должности рентмейстеров, и Ремезов его не знал.

Рентерея в Тобольске