Отчуждение - Александр Кельдюшов

Он нервно вдавил педаль газа в пол, и машина рванула с места, унося в сумрачную даль навстречу приближающейся катастрофе.

Взрослые не разговаривали с сыном с самого утра. Мать пачками глотала валидол, а отец, как верная собачонка, крутился возле нее, стараясь во всем угодить. Женщина несколько раз теряла сознание, и мужчина приводил ее в чувство нашатырным спиртом, который всегда носил с собой. Мать постоянно рыдала и рвалась в комнату дочери, но отец не пускал ее и, успокаивая, ласково гладил по голове, крепко прижимая к груди. Они даже двигались как-то синхронно, механически, словно у них вынули душу, своим внешним видом чем-то напоминая зловещих упырей. Осунувшиеся бледные лица и покрасневшие глаза, опухшие от пролитых слез. И когда они ненароком проходили мимо комнаты мальчика, безжизненно шаркая ногами, Тому казалось, что это идут ожившие мертвецы. И ему становилось не по себе. Том испуганно вжимался в пол, стараясь слиться с тенью. Но они не замечали его, словно сын перестал для них существовать. А иного ожидать и не приходилось… Ведь убита их любимая девочка, а что до ненавистного сына – пусть сам ложится в могилу и умирает. И Том, чтобы не вызвать излишнего негативного внимания со стороны родителей, провел оставшееся до ночи время под кроватью, осторожно наблюдая за похоронными приготовлениями взрослых.

– Сколько веревочке ни виться, конец будет! – мстительно прошептал он, радостно потирая ладошки.

В связи с произошедшей трагедией каждый из родителей позвонил на свою работу и взял недельный отпуск. После этого обзвонили всех друзей и близких, приглашая на похороны и кратко излагая траурную новость. А ближе к вечеру дозвонились до ритуального бюро и заказали самый дорогой дубовый гроб и живописное место на кладбище.

– Она что, зарытая в земле, будет наслаждаться видом?! – язвительно усмехнулся мальчик, недоумевая по поводу просьбы отца. – Какое ей дело будет, растет рядом с могилой кипарис или нет?! Хоть крест золотой поставь… Ей уже все равно!

Внезапно Том, повинуясь порыву, вытащил из маленькой деревянной шкатулки пожелтевшую от времени черно-белую фотографию и печально погрузился в детские воспоминания. С фотографии ему улыбалась мать, запечатленная на курортном пляже Средиземного моря. Ее роскошная спортивная фигура была неотразима в открытом купальнике. Солнце, море, песок… А рядом… Рядом был он. Маленький мальчик, беззаботно плескавшийся в искрящейся лазури морской воды. Тогда она еще любила его и не считала отвратительным уродом, каким он стал для нее по мере взросления. Вернее, он родился таким – нелепым и нескладным, – но в младенчестве явные физические недостатки отступали перед детской наивностью и безмятежной непосредственностью. Тогда он был счастлив… По-настоящему счастлив, как беззаботный малыш, пока еще не столкнувшийся с жестокими превратностями судьбы. А сейчас… Том шмыгнул носом. Все хорошее осталось в далеком прошлом, безнадежно похороненное в обломках беспощадного настоящего. Том не сдержался и горько разрыдался. Слезы дождевым потоком брызнули из глаз, и мальчик не успевал их вытирать. Душу выворачивало наизнанку. Он горько плакал, жалея себя и тоскуя о безоблачном детстве. Плакал о матери, которая никогда больше не будет так добра и заботлива, как в детских воспоминаниях, и о презирающем его родном отце. Плакал даже о погибшей Грейс, вспоминая, как они играли вместе, когда были маленькими, и как однажды она водила его в кинотеатр на детский сеанс и потом вела его домой за ручку. Незначительные мелочи, но такие приятные душе. Что произошло хорошего в его жизни, он мог пересчитать по пальцам… А остальное – мрак и боль. Если раньше они относились к нему как к человеку, почему же так не могло продолжаться и дальше? Ведь если бы они по-прежнему любили его и не разжигали ненависти, никогда бы не случилось этой страшной трагедии. Что произошло такого, что повлияло на родных, заставив их со временем так неожиданно изменить отношение к нему? О причине мальчик даже не догадывался, и поэтому душа его стонала от обиды. Ведь он нисколько не изменился… И по-прежнему оставался их ребенком, ждущим от родителей, как и все дети, ласки и заботы. А что достается ему? Ежедневные упреки и подзатыльники. А ведь издевательств и насмешек хватало с избытком от ровесников. Но что от них можно было еще ожидать. Белая ворона никогда не уживется в серой стае. И он просто игнорировал их едкие шуточки, не обращая внимания на их недвусмысленный подтекст. Но вот от родителей он не ожидал такой откровенной ненависти и жестокости.

И нашла коса на камень… На их зло он ответил не меньшим злом. Их смертельное противостояние нельзя было уже остановить. Как нельзя остановить сорвавшийся с вершины горы снежный ком, который по мере движения вниз набирает угрожающую силу. Сметающая лавина накрывает всех… Виновных и невиновных.

– И чего вы добивались, ежедневно втаптывая меня в грязь?! – В глазах мальчика полыхали безумные зарницы: – Ненависти? Пожирающей душу глубокой ненависти?! Ну что ж, – Он судорожно рассмеялся. – Могу вас обрадовать – вы своего добились! Я ненавижу вас! – и, тяжело вздыхая, глухо прошептал: – Теперь нас ничто не связывает… Мы стали чужими людьми!

Кто виноват, что родители сами толкнули его на отчаянный шаг, заставляя переступить через любовь, бессердечно лишая веры и надежды?

– Где же хваленое человеческое великодушие? Милосердие? – Том криво усмехнулся. – Остаются лишь на словах?! Или в возвышенных проповедях красноречивых проповедников?! – и горько решил: – Все это ложь! Даже в доброте каждый ищет свою выгоду! – и, взъерошивая ладонью волосы, печально заключил: – А я никому не нужен! Ведь я всего лишь бесполезная вещь! Ноль без палочки.

А подари родители лишь толику теплоты, он, не раздумывая, простил бы их… за жестокость, издевательства и пренебрежение, с каким они относились к нему. Простил за все ради мимолетного счастья из детских воспоминаний. Но он прекрасно осознавал: взаимопонимания между ними никогда больше не будет. Никогда… Ни сейчас, ни в будущем. Он навсегда заброшен превратностями судьбы в ледяную страну Отчуждения – в сумрачное королевство Кривых Зеркал.

– И как я должен поступить? – содрогаясь от удушающего рыдания, отчаянно воскликнул Том. – На ненависть по-прежнему отвечать любовью! Но это уже пройденный этап! Чем сильнее я любил вас, тем сильнее вы ненавидели меня! – и, понуро опустив голову, безнадежным голосом выдавил: – Бог заблуждался, уверяя нас в том, что доброта спасет мир! Этого не произойдет! Мы никогда не сможем простить тех, кто унижал нас! Против меня выступил весь белый свет… И даже моя семья! – Том уткнул лицо в ладони и безрадостно заключил: – И конечный итог ежедневной вражды – борьба не на жизнь, а на смерть! Я не желал вам смерти, но как еще себя защитить от вашей враждебности?! – мальчик отрешенно уставился в одну точку и глухо процедил: – Насилие за насилие… Справедливая плата!

Незаметно наступила ночь. Настенные часы пробили полночь. И каждый удар тревожным набатом отозвался в сердце мальчика.

– Бегут минуты, и тебе может показаться, что ты вступил в новый этап жизни! Но ты ошибаешься… Время повернуло вспять, и секунды отмеряют твой срок… А за твоими плечами уже притаилась смерть! – чужим голосом произнес Том и зловеще рассмеялся. – Фундамент уже заложен в нашей драматической истории… Теперь мы приступаем к очередной инсценировке! Дорогие родители, вы, наверное, горюете, что убита она, а не я! Не переживайте… Я помогу вам встретиться! – и мрачно усмехнулся: – Конечно, я не смогу привести ее к вам, но вот вас доставить к ней… Это в моих силах! И это я вам обещаю.