Путешествия англичанина в поисках России - Николас Бетелл

тоже проявила готовность оказать помощь. Газета «Мейл он санди» предложила несколько тысяч фунтов, которых вполне хватало, чтобы оплатить перелет пленников из Пакистана, а также жилье и питание в первые недели их пребывания в стране. За это газета хотела получить эксклюзивное право на интервью с ребятами и на первую публикацию материала о них.

И все равно было боязно брать на себя ответственность за будущее двух человек, не имеющих в Англии ни родственников, ни друзей, не говорящих по-английски и употребляющих наркотики, хотя на основе впечатлений от часового общения я не мог судить, насколько сильной была зависимость. Это было весьма необычное дело, и я знал, что если оно провалится, то, по меньшей мере, мое благоразумие будет подвергнуто сомнению, и на мои плечи может на неопределенное время свалиться тяжелое моральное и финансовое бремя. В худшем случае мне могут припомнить старую историю с журналом «Прайвит ай». Один хороший друг сказал мне: «Память о том обвинении все еще витает в воздухе, как дурной запах в телефонной будке». Я высказал эти опасения в письме к Леону Бриттану от 30 марта 1984 года. В 1971 году он был моим адвокатом в деле о клевете. Теперь он стал министром внутренних дел. Я написал ему, что проект будет дорогим. Что придется затратить пятизначную сумму, прежде чем эти ребята смогут сами себя обеспечивать. Поскольку существует запрет премьер-министра на разглашение этой истории, то до их приезда привлечь к делу благотворительные средства будет довольно трудно. Русские, живущие в Англии, конечно, помогут, но их община невелика и не очень богата.

Бриттан ответил, что помощь иммигрантам не бывает бессрочной. Она предусматривает покрытие их расходов на начальный период, не более года, в течение которого право на работу или жилье никак не ограничивается. «Это даст им возможность получить некоторые социальные льготы, включая доступ к государственному медицинскому обслуживанию… Многое, конечно, будет зависеть от способностей и желания господина Рыкова и господина Хлана привыкнуть к новой жизни…» Письмо вызывало больше вопросов, чем давало ответов, но несмотря на риск я решил продолжать дело, отчасти ради двоих молодых людей, которые в противном случае теряют шансы выбраться из плена, отчасти же для того, чтобы использовать их рассказ для привлечения внимания и Советской Армии, и западной общественности к несправедливости советской политики в Афганистане.

Между тем Игоря и Олега все еще удерживали на афганской границе, и я беспокоился за их безопасность. А к ним уже начали проявлять интерес активисты из числа русских эмигрантов, например, экстравагантный писатель Николай Толстой и «НТС» — антисоветская организация, финансируемая ЦРУ. Они стали ценным объектом для групп с различными политическими взглядами. Я догадывался, что советская разведка довольно быстро выяснит, что тут затевается. Однако одобрение проекта госпожой Тэтчер гарантировало ему внимание правительства. 6 апреля Джеффри Хау, бывший в то время министром иностранных дел, написал мне, уверяя, что дело не стоит на месте: «Посольство навело справки относительно нынешнего местонахождения обоих военнопленных. Посольство установило, что они все еще живут в Пешаваре со всеми удобствами. Они не находятся под домашним арестом, а могут выходить, переодевшись и в сопровождении охраны».

Шли недели, бюрократическая волокита продолжалась, а я баллотировался в Европарламент на следующий срок. Я сдержал обещание молчать, однако другие люди, включая русских эмигрантов из «НТС», навещали ребят в Пешаваре. Вскоре многие специалисты по Советскому Союзу узнали, что мы затеваем. 16 мая «Таймс» сообщила, что Рыков и Хлан скоро прибудут в Великобританию и будут жить в загородном доме Николая Толстого. Разозлившись, я написал редактору «Таймс» Чарльзу Дугласу Хоуму, объясняя, что его статья может подвергнуть опасности жизнь двух парней. Если статья попадется на глаза пакистанским властям, они могут испугаться и прекратить операцию.

Все большее число «экспертов», подвизающихся на периферии разных секретных служб, посещали ребят и обсуждали наше предприятие, зачастую сокрушаясь о том, что не включились в него с самого сначала. Возникла угроза преждевременной огласки. Был только один способ вывезти этих парней — через пакистанский аэропорт. Ведь все пленные солдаты переправлялись моджахедами через афганско-пакистанскую границу нелегально. Теперь им надо было нелегально уехать на Запад, и мы собирались обратиться к Пакистану с просьбой закрыть на это глаза.

Если бы советские представители в Пакистане узнали, что происходит, то могли бы вмешаться: либо напрямую, проведя секретную силовую акцию с помощью своих многочисленных агентов в районе Хайберского прохода, либо дипломатическим путем. У них были бы весомые основания для предъявления претензий. Советских граждан, солдат Советской Армии перемещали из страны в страну без должных документов. Такого поведения со стороны соседей сверхдержава терпеть не могла. Советское посольство в Исламабаде могло пригрозить Пакистану серьезными последствиями за такое враждебное, в духе плаща и кинжала, обращение со своими гражданами или, по крайней мере, потребовать права на встречу с солдатами, передать им письма от родных, обсудить их проблемы и попытаться уговорить их вернуться на родину с помощью лживых обещаний, что им не будет предъявлено никаких обвинений.

18 мая «Таймс» напечатала передовую статью, начинавшуюся словами: «Почему западные правительства так мало делают для спасения жизни советских солдат, находящихся в афганском плену?» Казалось, для них никто ничего не делает. Они не попадали ни в одну категорию нуждающихся в помощи. Даже Красный Крест не мог о них позаботиться. Там мне объяснили, что их задача — помогать военнопленным и организовывать их возвращение на родину, так что Красный Крест не мог служить каналом для перемещения политических перебежчиков или дезертиров. В ООН сказали, что они заботятся о беженцах, а не о солдатах. Проблема пленных, не желающих возвращаться на родину по окончании войны, возникла только в связи с СССР и другими коммунистическими странами. Не существовало ни одного международного соглашения для ее урегулирования. Вот почему решать ее могли только частные лица вроде меня.

23 мая Джеффри Хау снова написал: «Я согласен, что огласка на данном этапе нецелесообразна, особенно если это заставит пакистанское правительство пересмотреть свою позицию. Тем не менее мы будем продвигаться вперед…» Через несколько дней, в разгар выборной кампании в Европарламент, мне сообщили, что необходимые собеседования с Игорем и Олегом проведены и въездные документы подготовлены. Спонсоры этого предприятия и я попросили нашего русского друга Машу Слоним вылететь в Исламабад и сопровождать ребят в Лондон.

В полдень 14 июня, в день выборов, репортеры газеты «Мейл он санди» встретили Игоря, Олега и Машу в аэропорту Гатвик и проводили в «безопасное место». Между тем я с самого утра до позднего вечера