Мартлет и Змей - Владимир Торин

Четырнадцать лет она прожила в Бренхолле после гибели мужа, но никто не знал, что однажды ее безумие вспыхнуло с такой яростью, что решение вернуть себе похороненного супруга показалось ей весьма правильным и логичным. Одной ночью она выбралась из замка и прискакала в Реггер. Там, в родовом склепе Сноббери, ее уже ждал графский маг Моран Искряк в ночном колпаке и плаще, накинутом поверх ночной сорочки.

– Что вы собираетесь делать, миледи? – спросил он ее, зевая. – Отчего вы подняли меня посреди ночи и заставили явиться в это жуткое место?

– Я собираюсь забрать Патрика, и ты, волшебник, мне в этом поможешь. – В голосе Софи не было привычной мелодичности и мягкости. Сейчас в нем звучал рык хищной львицы, которому нельзя было противостоять.

– Но что… – ничего не понимал маг. – Зачем вам это? Образумьтесь, миледи. Он уже давно мертв. Вы должны смириться…

– Ты поможешь мне. – Софи не спрашивала – она утверждала. – А взамен я расскажу кое-что важное для тебя.

– Но некромантия… – На лице мага застыл ужас. – Я не изучал ее и не смогу вам помочь… Вы же должны понимать, что это ни к чему не приведет и… костер. Меня сожгут…

– Ты – маг огня. Тебя не сожгут, – отрезала леди. – И это вовсе не некромантия. Мне просто нужен мой Патрик. И магия твоя потребуется только, чтобы связать его кости, чтобы он не рассыпался. Вот и все. Справишься?

– Полагаю, да, но…

– Тебе будет интересно узнать, отчего у леди Лин нет детей? Я знаю ответ. Просто потому, что у нее глупейший из всех придворных магов! Вы слышали, мэтр, о некоем Моране Искряке, который проглядел отраву, убившую в его госпоже, Коралине Сноббери, способность давать жизнь? Это все Танкред и Олаф… Ищи яд, проклятие или что-то связанное с ведовством… А теперь… Ты поможешь мне или нет?!

Пораженный ее словами Моран помог ей. Он открыл саркофаг. Сшил заклятием все кости ее покойного мужа и помог доставить их в Бренхолл. С того самого дня Софи хранила останки своего Патрика, доставая его из сундука под кроватью почти каждый вечер и часами разговаривая с ним. И сегодня она наконец решилась… Патрик добавил ей уверенности…

Безумная Софи – так звали ее за глаза. Даже слуги, даже горожане в Теале. Мерзавцы и злословцы! Конечно же, она знала о своем прозвище. Никто не верил, что она способна на нечто большее, нежели на сожаления, жалобы и истерики. Как же все они удивятся тому, что ей по силам действительно решительный поступок. Кэтрин… она еще насмехалась над Софи, говорила, что она бегает по коридорам замка и воет, как привидение. Сегренальд… хоть он и верный друг, но считает, что от нее нет никакой пользы. В его глазах читается усталость всякий раз, как она начинает ему плакаться. Что ж, хватит! Довольно! Скоро они все узнают! Первым будет Танкред, а потом и Олаф. Она так решила, и Патрик был не против…

Из коридора послышались шаги. Софи вздрогнула и покрепче сжала кинжал. Она даже затаила дыхание, чтобы невзначай не всколыхнуть бархатный полог, находившийся прямо перед ее лицом. Дверь отворилась, и кто-то вошел. О, эту походку она бы узнала даже во сне. Едва слышное пошаркивание подошв остроконечных сапожков, легонькое позвякивание цепочек и пряжек. Софи уже подняла свое оружие, готовясь выпрыгнуть из укрытия, когда уловила что-то еще. И это нечто заставило ее остановиться, застыть на месте, боясь пошевелиться. Хриплое посвистывающее дыхание и острый запах лука…

Танкред был не один. Войдя в кабинет, он первым делом взглядом зажег все свечи, расставленные в резных подсвечниках-змеях на столах, у конторок и в специальных нишах в стенах. Треском поленьев на заклинание мага огня ответил камин. Барон сел в свое любимое обитое огненно-рыжим бархатом кресло и уставился на танцующие в очаге языки пламени.

Следом за ним в кабинет вошел Харнет – о, тот, в отличие от господина, ходил совершенно бесшумно, словно крадущийся кот, и когда нужно, казалось, мог сдерживать даже приступы своего жуткого чихания. Это от него всегда за милю пахло луком… Старик прислуживал еще отцу Танкреда, покойному барону Сэмюелю, а уж после как бы в наследство перешел к его среднему сыну, Огненному Змею. Софи, как и остальные члены семейства Бремеров, из тех, кто вырос в замке, Конор, Гвинет и Луиза, с самого детства не любила слугу и побаивалась его. Они постоянно, что бы ни делали, где бы ни разгуливали по замку или за его пределами, ощущали на себе этот взгляд, пристальный и прищуренный вкривь так, что один глаз старика казался намного больше другого. Софи прекрасно помнила, как, бывало, шла по галерее Пяти Колонн или коридору Шитых Подушек и оказывалась лицом к лицу с Харнетом, угрюмым, как пыльный чулан, и доброжелательным, как промозглый сквозняк. Даже тогда, когда они еще были детьми, старик выглядел совсем как и сейчас, разве что морщин на его лице было поменьше, да и в длинных увязанных вместе назад волосах среди седины проглядывали пряди цвета воронова крыла. И тогда она застывала на месте, не в силах отвести взгляда от сухой, словно корка хлеба, фигуры в неприглядной серой ливрее, точно подпадала под какое-то проклятие, которое никак не позволяло ей пошевелиться. Тогда старик приближался, измерял ее своим испытующим взглядом, похожим на мышеловку, которая вызывает у мыши мгновенную смерть одним только своим видом, ронял скрипучим голосом нечто вроде: «Не шали» или «Я все видел», и проходил мимо. А она, глупая испуганная девчонка, все продолжала стоять еще некоторое время даже после того, как жуткая фигура исчезала за углом. По спине бегали мурашки, а она все гадала, что конкретно он видел, за какую из ее невинных шалостей ей придется понести наказание. А после бежала к маме – рядом с ней ей ничего не грозило, даже старый Харнет.

С годами, конечно, страх подрастерялся, как горох из дырявого мешка. Бояться сейчас Харнета было так же странно и нелепо, как и бояться призраков в чулане или кобольдов на чердаке, – он навсегда остался всего лишь детским страхом, но сейчас, когда она заготовила очередную… «шалость», застыв с кинжалом в руке за портьерой в кабинете Танкреда, она вдруг снова почувствовала себя маленькой одинокой девочкой, стоящей в пустом коридоре под пристальным взглядом слуги.

Харнет тем временем подошел к господину и начал свои обычные вечерние заботы. Сперва он стянул с ног Танкреда один сапог, затем второй и, набив обувь сухой паклей, чтобы они как следует просушились, поставил у камина.

– И вы полагаете, что это сработает, господин? – обронил слуга, наливая барону в кубок горячего грогу. В воздух поднялся пряный винный аромат.

– Замолчи, чтоб тебя… – шикнул на старика Танкред. – Совсем из ума выжил? Или я мало прижег тебе язык? Обсуждать дела, когда любой может подслушать? Ты заставляешь меня пожалеть, что я вернул тебе способность говорить.

– Прошу простить, господин, забылся… – поспешно сказал Харнет и начал ворчать себе под нос: – Просто туфли уже три дня высохнуть не могут, теперь и сапоги промокли – с этими всеми… блужданиями и встречами вы совсем себя не щадите – так простыть и слечь недолго…

– Circulus Silentium, – произнес барон, и на комнату опустился «круг тишины», весьма полезное заклятие, если ты полагаешь, что подле может находиться кое-кто с хорошим слухом, и тебе вовсе не хочется, чтобы он подставлял свои уши под твои тайны. Обычно «круг тишины» накладывался на стены комнаты, в которой находился заклинатель, если дело происходило под крышей, незримой пленкой обволакивая пол и потолок, залепляя все входы и выходы, смотровые и слуховые щели, даже потайные ходы и замочные скважины, не оставляя возможности звуку просочиться наружу.