Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн

неплохо проводить лекционные часы: усаживались назад, чтобы не сильно светиться, и

спокойно, в свое удовольствие, играли в шахматы. Слава Богу, дорожный комплект я

догадался захватить из дому. Хорошее было время.

На курсах нас было человек тридцать, в основном, из Николаевской, Херсонской и

Крымской областей. Женщин и мужчин, примерно, поровну.

Наши дни делились на две части: будни, что проходили с 14 до 19 часов на

опостылевших лекциях, и праздники — все остальное время.

113

Директора школ, в основном, люди среднего возраста, хорошо знали, зачем едут на

трехмесячные курсы, надолго отрываясь от семей и насиженных мест. Страсти кипели

нешуточные, вполне сопоставимые с времяпрепровождением в домах отдыха или на

курортах. Разве что, более длительные.

Честно говоря, одна пылкая руководящая красавица разбила там, походя, и мое

сердце, но, увы, как в омут, бросилась не в мои объятия, так что, хотел я того или нет,–

попасть в поле ее зрения мне так и не удалось. Кстати, шахматы неплохо снимают

любовное томление. Проверено на себе. Жаль…

Даже сейчас, через много лет, я вспоминаю те курсы с невольным удивлением: как

же опрометчиво, бездумно, вроде с цепи сорвавшись, зрелые люди, занимавшие в

обществе достаточно высокое положение, бросались навстречу друг к другу.

Причем, все происходило совершенно открыто, без какого-либо стеснения, как

нечто само собой разумеющееся, будто по-другому и быть не может.

Тут и там уступали свои комнаты «на часок», сплошь и рядом две пары ночевали

вместе, развеселая атмосфера курсов порождала пьянящее ощущение бардака и

вседозволенности. О нравственности директоров школ — воспитателей учителей! –

говорить не будем: просто люди, выпав на какое-то время из своей основной социальной

роли, впадали в беззаботное студенчество.

Конечно, долго так продолжаться не могло. Все понимали, что рано или поздно, должно что-то произойти. Нечто такое, что мигом прекратит вакханалию, отрезвит всех, вернет людям человеческое лицо. Я, например, почему-то ожидал, что в любой момент

сюда нежданно заявится кто-нибудь из оставшихся дома супругов и закатит такой

небывалый скандалище, что чертям тошно станет.

Но шли дни и недели, многие уже стали уставать от разгула, а ничего не

происходило и все продолжалось по-прежнему.

***

ЧП пришло, откуда его никто не ожидал. Однажды, холодным зимним вечером, одна такая парочка влюбленных курсантов — между прочим, самая, яркая! — возвращаясь с

концерта, попала в беду. Надо сказать, общежитие наше располагалось на одной из бурно

обустраивавшихся в то время окраин Симферополя. Вокруг — заброшенные пустыри, ограды строящихся объектов, кромешная темнота, лишь яркие звезды на небе.

…Владислав и Ирина на курсах внешне выделялись. Он — высокий рыжий

здоровяк, из тех, кто по жизни идет уверенно, считая, что весь мир — на правах победителя

— принадлежит только ему, директор сельской восьмилетки из Николаевской области. И

его землячка Ирина, руководитель одной из крупнейших николаевских школ, особа в

городе уважаемая и широко известная, депутат горсовета и член бюро местного райкома

партии, склонная к полноте чувственная брюнетка со слегка заметными усиками на

молочно-белом холеном лице.

Не удержусь и повторю: это была заметная красивая пара.

…Тем злополучным вечером они медленно шли по утоптанной снежной тропинке, изредка останавливаясь у дощатых заборов, чтобы в очередной раз обняться и прильнуть

друг к другу. В такие моменты Владислав расстегивал свое пальто, меховую шубку

спутницы и крепко к ней прижимался, остро ощущая волнующую прелесть крупного

женского тела и жарко томясь захлестывающим мутное сознание желанием. Ее дыхание

тоже было неровным, все слабее отрываясь от глубоких долгих поцелуев, она жадно

хватала ртом холодный воздух…

Какое-то время за ними, наверное, следили. Подонки выбрали момент, когда они

были так охвачены страстью, что ничего вокруг уже не замечали.

Его чем-то ударили по голове, и он упал, потеряв сознание. Затем чьи-то грубые

безжалостные руки сорвали с плохо соображающей, доведенной до любовного экстаза

женщины, шубу и кофточку, стали рвать на ней юбку и белье, умело и быстро забили в

рот матерчатый кляп, как оказалось после — ее же влажные трусики. А через мгновение, 114

потеряв от шока всякую волю к сопротивлению, она, уже голая, оказалась на своей

разметанной на снегу шубке под сопящим, судорожно пляшущим на ней чудовищем.

Что было дальше, она не помнила. Тошнотворный спиртной перегар, глумливый

похабный смех, жуткое ощущение шарящих по ее телу грязных рук…

С нею, настроившейся тем дивным вечером на сладкую чувственную волну, происходило невообразимое. Провальный звериный напор, сильная боль в сжимаемых, как в тисках, пышных бутонах расползшихся по сторонам мягких грудей, — в какой-то

момент ей показалось, что ее раздирают на части.

Когда этот кошмар кончился и негодяи ушли, предварительно вырвав шубу из-под

недвижно лежавшей женщины, она от холода стала приходить в себя, с трудом поднялась

и медленно подошла на негнущихся бесчувственных ногах к лежащему без признаков

жизни Владиславу. Долго и безуспешно пыталась поднять его, затем замерла на какое-то

время, тупо глядя перед собой, и, наконец, побрела домой. Двести метров от места

трагедии до общежития Ирина преодолевала около часа. Вызвали милицию и скорую

помощь, но Владиславу уже ничего не могло помочь. Экспертиза установила наступление

смерти в момент удара: били с такой силой, что у несчастного, несмотря на меховую

шапку-ушанку, был провален нижний свод черепа.

В последующие дни слушатели курсов притихли. Разгул как-то сам по себе

прекратился, директора школ вдруг поняли, что приехали сюда учиться. В деканате

выделили отдельную комнату для двух следователей, они по очереди вызывали курсантов

на допросы.

Шаркая ногами, бродил по коридорам, пытаясь дознаться, что все-таки произошло

с сыном, отец погибшего, прибывший в Симферополь с несколькими односельчанами.

Ирина, с сотрясением мозга, повреждениями половых органов и множеством

ушибов, попала в больницу. К ней приехал и несколько дней не отходил от ее кровати

супруг из Николаева, солидный дяденька, начальник цеха судостроительного завода.

Декан факультета переподготовки кадров доцент Новиков попросил меня отвезти ей в

больницу справку-диплом об окончании курсов, чтобы она могла дома отчитаться и

получить зарплату за время, проведенное в Симферополе. В палату меня не пустили.

Пожилая медсестра сказала, что больная никого не желает видеть и забрала справку.

Когда Ирину выписали, она уехала с мужем, не заходя на факультет и ни с кем не

попрощавшись.

На парткоме университета был поднят вопрос о морально-нравственной

обстановке, сложившейся на курсах повышения квалификации руководящих кадров

народного образования. Несколько человек из самых отъявленных гуляк и прогульщиков

получили выговоры. Материалы на них были немедленно отправлены в райкомы партии