Ласточкино гнездо - Валерия Вербинина

– В смысле, убийства Гриневской?

– Ну да.

– Рассказал. И отвез на место. Если тебе интересно…

И Опалин, порой увлекаясь лишними деталями, пересказал своему коллеге все, что он увидел в доме, а также выводы, к которым он пришел.

– Я уверен: там где-то есть потайной ход. Но Парамонов даже не хочет его искать. Он не понимает, почему тогда столько времени прошло между моментом, когда Броверман передал бандитам чертеж хода, и налетом.

– Землетрясение, – буркнул Селиванов, немного поразмыслив.

– Что? – Опалин поглядел на него расширившимися глазами.

– В июне было землетрясение. Возможно, часть тайного хода обрушилась, и ее пришлось восстанавливать. Это, конечно, в том случае, если ход действительно существует.

– Вася! Но ведь это же все объясняет! – в восторге прокричал Опалин.

– Нет, не все. И вообще, твой ход – чепуха, мелочь. – Молодой человек поморщился. – Меня куда больше беспокоит главарь, который устраивает налет на охраняемый дом, убивает людей и бесследно исчезает. Смотри, ведь у вас с Парамоновым до сих пор нет ни одной зацепки.

– Как ни одной? Мы нащупали связь между убийством архитектора и налетом, установили личность Щелкунова, установили, что он зарезал помощника оператора…

– А Щелкунов был из банды Сени Царя, верно?

– Да.

– Парамонов его проверял? Я про Сеню Царя. Да, был суд, его приговорили к расстрелу. Но я не помню, привели ли приговор в исполнение.

Опалин задумался.

– Ты хочешь сказать, что Сеня Царь…

– Не мог ли он попасть под амнистию, – промолвил сквозь зубы Селиванов. – Я смутно припоминаю, что Петрович как-то раз зудел… Он кого-то из подельников Сени взял в Москве, ну и разговорил его… Я уже деталей не припомню, но Петрович вроде удивлялся, что Сеню не расстреляли.

Петровичем звали одного из сотрудников угрозыска, чье имя было Карп, а фамилию вспоминали только для служебных надобностей. Он не хватал звезд с неба, но был въедлив, методичен и вдобавок ко всему обладал прекрасным каллиграфическим почерком.

– Послушай, – начал Опалин после паузы, – но если Сеня Царь жив… и если он на свободе… Ты его карточку видел? Или досье? Были у него какие-нибудь особые приметы? Как нам вообще его найти?

– Да не видел я его досье, – ответил Селиванов с досадой. – Он все на югах крутился, столицы не жаловал. Я его и не ловил никогда.

– Ну лет ему сколько? Рост, цвет волос?

– Да не знаю я! Знал бы, сказал. Петрович вроде упоминал, что до того, как в бандиты податься, Сеня фотографом был…

– А-а, – протянул Опалин и стал смотреть на море.

Сергей Беляев, щеголь в белом костюме. Всегда любезный, всегда готовый сделать самый выгодный кадр. Позвольте, да он не общался с Щелкуновым… можно сказать, в упор его не замечал. И что? Если они бандиты, то, конечно, они всегда общались где-то в другом месте, чтобы не привлекать внимания…

– Слушай, – начал Селиванов, – пес с ним, с Царем… пусть Парамонов сам разбирается. Я тебе вот что хотел сказать… Когда ты у меня поселился, я тебя прописал без права на жилплощадь, помнишь? Короче, прежде чем ехать в Крым, я зашел к управдому и тебя переписал. Теперь ты жилец со всеми правами, ну, а я тебя недолго буду стеснять.

И тут Опалин по-настоящему растерялся.

В жизни он видел так мало хорошего со стороны окружающих, что теперь совершенно неожиданная весть о прописке в коммунальной квартире, которая избавляла его от множества забот – да что там забот, попросту мучений, – подействовала на него, как на боксера нокаут.

– Вася… Но ты же не умрешь… И потом… я же не беспризорник, слушай! Просто так обстоятельства сложились…

– Знаю я твои обстоятельства, – усмехнулся Селиванов, – притащилась поганая мачеха в семью, привела своих родственничков, и они тебя выдавили. И подвинуть ты ее не можешь, потому что она за папашу твоего прячется. Ваня, какого черта, а? Ну я же видел, как ты на скамейке ночевал и на работе спал за столом, потому что идти тебе некуда. А человек не должен жить как собака, это мое глубочайшее убеждение…

– Я… – начал Опалин, поглядел на изможденное лицо Селиванова и только рукой махнул.

…Всю жизнь думал, что у него нет друзей, ни одного.

Как же! Друзья – это не те, кто громко кричит на весь свет, как они с тобой дружат; друзья – это те, кто помогает тебе, не дожидаясь просьб с твоей стороны…

– Только вот что, – продолжал Селиванов, хмурясь, – ты у нас жалостливый, так что слушай сюда… Если после моей смерти к тебе заявятся какие-нибудь… Неважно кто и начнут причитать, что они мои родственники, что ты должен их пустить пожить, хоть ненадолго, хоть на пять минут, гони их в шею, слышишь? Нет у меня никаких родственников, а если какая-нибудь сволочь и объявится, это все шантрапа, самозванцы и мразь…

– Вася, ну что ты все время говоришь про смерть, ну честное слово, – пробормотал Иван и, не выдержав, расплакался.

– Это не я про нее говорю, это она обо мне думает, – мрачно ответил больной. – Увидел бы сейчас тебя Терентий Иваныч! – Это был непосредственный начальник Опалина, человек многознающий, суровый и весьма желчный. – Ладно, хочешь реветь – реви. Толку от слез никакого, зато никакого и вреда… Скажи мне лучше вот что: когда я упомянул, ну насчет фотографа, ты на кого-то подумал?

Опалин кивнул, вытирая слезы.

– Там в съемочной группе есть один. И я его сегодня видел.

– То есть после убийства он не сбежал. – Селиванов задумался.

– Я не могу понять, – признался Опалин, – как они жену наркома не побоялись убить. Должны же были понять, что после этого начнется.

– Надо расписание иностранных пароходов посмотреть, – с виду нелогично ответил Селиванов. – Которые заходят в Ялту.

– Думаешь…

– Конечно. Одна «Алмазная гора» стоит столько, что на всю жизнь хватит. Договорятся с кем надо, спрячутся на корабле, и айда за границу… Уже уходишь? – спросил больной, заметив, что Опалин поднялся с места.

– Да. Скажу Парамонову насчет фотографа… Может, конечно, это и не он. Проверять надо… Еще я в гараж собирался заскочить, к знакомому. Если хочешь, я могу остаться…

– Да нет, мне тут хватает общества, – пожал плечами Селиванов. – Иди.

– Я еще завтра приду, – пообещал Опалин. – Расскажу тебе, ошиблись мы или нет насчет фотографа. – Он осторожно встряхнул на прощание вялую, горячую руку и удалился.

– Мы, – пробормотал больной, поудобнее устраиваясь на стуле, – мы… м-да… надует тебя Парамонов. Все успехи себе припишет, как пить дать. – Он поглядел на пеструю бабочку, которая вилась возле него, и вздохнул.

Что же до Ивана, то он побывал в гараже «Крымкурсо», где навел кое-какие справки, и через пару часов объявился в кабинете начальника угрозыска на Пушкинском бульваре.