Мальчик – отец мужчины - Игорь Семёнович Кон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше всего любителей риска и острых ощущений встречается среди мальчиков-подростков и юношей. По данным Зуккермана, жажда острых ощущений быстро нарастает между 9 и 14 годами, достигает своего пика в юности, в 20 с небольшим лет, после чего постепенно снижается.
Если искать этому самое простое объяснение, на ум приходит тестостерон. Возраст максимальной жажды острых ощущений – это также возраст максимальной секреции тестостерона, которая значимо коррелирует с «растормаживающими» тенденциями, а также с доминантностью, общительностью и активностью. С уменьшением секреции тестостерона эти тенденции начинают ослабевать. У 50-59-летних мужчин показатель любви к острым ощущениям вдвое ниже, чем у 16-19-летних. Но связь тестостерона с жаждой острых ощущений так же нелинейна, как с агрессивностью.
Изучение связи жажды острых ощущений и двух гормонов, тестостерона и кортизола, у американских студентов показало, что хотя молодые мужчины имеют по этой шкале более высокие показатели, чем женщины, ожидаемой положительной корреляции между ними и уровнем тестостерона не оказалось ни у тех, ни у других. Зато у мужчин обнаружилась обратная связь между жаждой острых ощущений и кортизолом (Rosenblittetal., 2001).
Не менее важно, на какие именно риски готов идти подросток. Исследование 300 мальчиков-подростков (средний возраст 14,4 года) показало, что хотя уровень свободного тестостерона значимо коррелирует с готовностью подростка идти на риск, этот риск не обязательно сопряжен с агрессией. Гормональные сдвиги стимулируют мальчика к сближению с такими же рисковыми сверстниками, но какой именно риск они выберут – зависит от конкретных социальных условий (Vermeerschetal., 2008). Потребности подростка в сильных переживаниях и в новизне также могут не совпадать и сами по себе не предполагают готовности и желания чем-то рисковать. Предложив 636 французским подросткам отдельные шкалы «потребности в интенсивных переживаниях», «любви к новизне», «импульсивности», «рискованного поведения» и «профессиональных интересов», ученые нашли, что эти показатели существенно расходятся (Mallet, Vignoli, 2007).
В исследовании 360 норвежских школьников от 12 до 16 лет, выяснилось, что положительное (скалолазание, каякинг, переправа на плотах и т. п.) и отрицательное (преступления и социально неприемлемые поступки, прием наркотиков и т. п.) рискованное поведение стимулируются разными социальными вызовами и не взаимозаменяемы (Hansen, Breivik, 2001).
Конкретных данных о гендерно-возрастных различиях в принятии и восприятии риска в психологии развития мало. В одном исследовании 120 детям от 6 до 10 лет демонстрировали фотографии, изображавшие игры с различными степенями физического риска, например езду на велосипеде без шлема (Hillier, Morrongiello, 1998). Интервьюирование показало, что дети различают степени риска, причем младшие дети идентифицируют меньше факторов риска, чем старшие, а мальчики считают риск меньшим, чем девочки. Мальчики признают поведение рискованным только при возможности получения серьезной травмы, тогда как девочки фиксируют любую возможность травмы. То есть мальчики склонны недооценивать степень возможного риска.
По понятным причинам больше всего исследований посвящено рискованному поведению подростков. Теория Лоуренса Стайнберга (Steinberg, 2008) фиксирует следующие моменты:
1. Поведение подростков нужно всегда рассматривать в реальном контексте принятия риска.
2. Подростки больше склонны вовлекаться в рискованные поступки в группах, нежели в одиночестве. Их реальные жизненные ситуации наполнены эмоциями, повышенным возбуждением и эйфорией, которых нет в искусственных экспериментальных ситуациях.
3. Чувствительность (сензитивность) подростка к вознаграждению отличается от взрослой, побуждая его для получения такого же удовольствия желать более высоких степеней новизны и стимуляции.
4. Саморегуляция включает способность прервать рискованные действия, думать, прежде чем действовать, и выбирать между разными способами действия, но ответственные за саморегуляцию мозговые структуры созревают позже других структур головного мозга.
Поскольку повышенная рискованность поведения подростка биологически нормальна, вместо того чтобы пытаться устранить ее, нужно стараться избежать ее наиболее опасных последствий.
Исследования Стайнберга и его коллег интересны прежде всего тем, что они связывают эмоциональные аспекты подростковых рисков с социально-групповыми процессами. В одном из экспериментов подростки играли в видеоигры, в которых они должны были водить автомобиль в присутствии сверстников или в одиночестве. Оказалось, что в присутствии сверстников игроки-подростки выбирают рискованные комбинации вдвое чаще, чем в одиночестве, тогда как на поведение взрослых игроков присутствие зрителей не влияет.
Рискованная езда и связанная с нею аварийность – одна из главных опасностей мальчиков-подростков. Как влияет на нее наличие в автомобиле пассажиров разного пола и возраста? В одном исследовании на парковках десяти американских средних школ регистрировали пол и возраст (подросток или взрослый) водителей и пассажиров всех выезжавших машин, а затем с помощью электронной аппаратуры фиксировали скорость езды и реакцию водителей на ситуацию на дороге, дорожные знаки и т. п. (Simons-Morton, Lerner, Singer, 2005). Оказалось, что водители-тинейджеры склонны вести машину быстрее и допускать больше рискованных маневров, чем взрослые, причем в присутствии другого мальчика-подростка эта склонность усиливается. В присутствии мальчика-пассажира подростки-водители обоего пола допускали гораздо больше рисков (превышение скорости, опасный обгон), чем когда ехали в одиночестве или когда пассажиром была девочка. В ситуациях мальчика-водителя и мальчика-пассажира очень рискованная езда встречалась вдвое чаще, чем в других обстоятельствах. То есть мальчики выпендриваются не столько перед девочками, сколько друг перед другом.
Многочисленные исследования показывают, что рискованная езда обусловлена целым рядом объективных и субъективных факторов (Allen, Brown, 2008). Это и общая склонность мальчика-подростка к риску как способу доказать собственную взрослость; и желание понравиться сверстникам, заслужить у них уважение, особенно если собственный групповой статус подростка невысок; и страх социальной изоляции, который многие подростки переживают