Женщина справа - Валентен Мюссо

Она поиграла запястьем, ловя огни уличного освещения циферблатом часов, – «Лонжин» из розового золота, – которые мать подарила ей в тот день, когда она подписала свой контракт. 21.50… Лучше не опаздывать. Элизабет знала, что она не в том положении, чтобы заставлять ждать.

– Будь сильной! – прошептала она, пристально глядя на свое отражение в зеркале.

Она вышла из машины. Было не холодно, однако она почувствовала, как дрожь пробегает по всему телу. Просто-напросто страх… Она направилась вниз по улице и замедлила шаг, чтобы отсрочить роковую минуту. Она сама выбрала место встречи – единственное, что она еще могла потребовать. Ресторан на Голливудском бульваре, куда она ходила… На ней была повседневная одежда, чтобы не бросаться в глаза: серое старомодное платье, оставшееся с тех времен, когда она жила в Санта-Барбаре. Во всяком случае, маловероятно, чтобы ее узнавали в общественных местах. Те, кто столкнется с ней, видели ее лицо только в разделе новостей журнала и никогда – к ее большому сожалению – в кинозале.

Она свернула на Голливудский бульвар. Ослепительные огни, прохожие, уличное движение… Это место – еще недавно такое волшебное в ее глазах, теперь не вызывало в ней никакого желания. В фантастической механике ее честолюбия и жажды славы что-то сломалось, причем таким образом, что она почти не ощутила этого. Каждый раз проходя по этому бульвару, она вспоминала первые месяцы, проведенные в Лос-Анджелесе. И свое страшное одиночество…

Она вместе с другой девушкой снимала на Небраска-авеню крохотную квартирку, от которой не отказалась бы ни за что на свете. Из гордости, а еще оттого, что ей не хватало смелости, она избегала слишком часто приезжать к матери. Их встречи с глазу на глаз становились тягостными и казались ей только преградами на пути к успеху. «Моя бедная девочка, ты витаешь в облаках…» Она не витала в облаках, нет, но ее глаза были устремлены к звездам. Во время каждого своего посещения она лгала – старательно, с фанатичным упорством: придумывала встречи со знаменитостями, невероятных друзей, фильмы, где должна сыграть главную роль. Когда она приезжала в Санта-Барбару на несколько дней, с ней приходили поздороваться мамины подруги – восхищенные, полные смущения с некоторой долей зависти. Ведь она была девушкой, у которой все скоро должно получиться, той, что осмелилась покинуть семейный очаг, чтобы обосноваться в этом пленительном городе. Привычка лгать наконец прошла, оставив после себя горький привкус, который напоминал ей о своих собственных неудачах. К тому же она никогда не задерживалась в Санта-Барбаре надолго. Огромное облегчение – вот что она чувствовала, когда снова садилась в поезд.

Отныне ее жизнь здесь, в Лос-Анджелесе, даже несмотря на то, что с каждым возвращением ее чувство одиночества становится вдвое сильнее, все более острое, все более тягостное. И вот, чтобы тешить себя иллюзией, будто она в состоянии быстро с этим порвать, она завела привычку каждое воскресенье ездить в центр на Юнион-стейшн – конечную станцию, куда приходили поезда со всех концов страны. Она довольствовалась тем, что садилась на скамейку, разглядывая проходящих путешественников, несущих чемоданы и детей. Она наблюдала за их движениями, выражениями лиц, украдкой слушала их разговоры. Невольно она воображала себе истории всех незнакомцев, которые сейчас шли перед ней. Пара любовников, которая тайком провела вместе уикенд… Муж, который теперь смотрит на жену и детишек не иначе как с раздражением… Несчастные создания в изношенных одежках, которые прогуливаются по вокзалу, возможно, чтобы, как и она, не чувствовать себя такими одинокими… Каждый из этих людей, на которых, наверно, никто не обратил бы внимания, мог бы стать героем фильма, история которого буквально просилась, чтобы ее рассказали. Ее же история еще только писалась, и тогда она и представить себе не могла, что жизнь готовит ей столько сюрпризов.

«Голубая звезда» была практически забита. В воздухе витал запах слишком жирной еды. Из музыкального ящика раздавалась популярная песенка Чака Берри о парне из Нового Орлеана, который не умеет ни читать, ни писать. Элизабет пробежала взглядом по залу ресторана. Официантка, с которой она была смутно знакома, с удивленным и восхищенным видом поприветствовала ее издалека. Без сомнения, эта девушка здесь единственная, кто знает, кто она такая. Может быть, она кое-что слышала о съемках и теперь спрашивает себя, что эта восходящая звезда собирается делать в посредственном месте в пятницу вечером. Элизабет очень надеялась, что та не подойдет к ней с разговорами. К счастью, официантка была занята тем, что убирала посуду со столов, которые только что освободили.

Ей не пришлось долго ждать. Вскоре в глубине зала у стены из красного кирпича она заметила мужчину, который назначил ей встречу. Глубоко вздохнув, она с решительным видом направилась к нему.

Он был в строгом костюме, из тех, что делают все понятней некуда, и казался настолько безмятежным, насколько она была обеспокоена. Хотя ему уже принесли заказ, к своей тарелке он еще не притронулся.

– Здравствуйте, Элизабет, счастлив снова вас видеть.

Не дожидаясь приглашения, она села напротив него, положив сумочку себе на колени.

– Не называйте меня по имени, мы с вами не друзья!

За соседним столиком молодая блондинка в упор уставилась на них.

– Вам бы следовало быть сдержаннее, – прошептал он. – Думаю, вам бы не хотелось, чтобы наши маленькие секреты получили огласку.

– Я едва не передумала приходить. Я не должна была приходить…

Мужчина хотел улыбнуться, но его маленький сжатый рот оказался способен лишь на гримасу.

– Уверен, вы ни секунды не колебались.

К их столику подошла официантка. К счастью, она ее не узнала, а ее коллега, должно быть, еще слишком занята, чтобы дать знать, что Элизабет Бадина присутствует здесь собственной персоной. Элизабет заказала себе фруктовый сок. Мужчина отвернулся к остальному залу.

– Забавное место для встречи… С прошлого раза здесь все изменилось.

– Я бы предпочла, чтобы здесь было побольше народу.

– Народу? Вы думаете, что я хочу сделать вам что-то плохое?

– Я не думаю о вас ничего особенного.

Голос у нее дрожал. Усилия, которые она предприняла, чтобы казаться спокойной, оказались напрасны.

– Я вам не враг, Элизабет. Некоторым образом, даже если вы этого еще не понимаете, я на вашей стороне.

– У вас странный способ это показать.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы меня боялись. Придя сюда, вы говорите, что мы не друзья. Но дружба – это понятие относительное и довольно непрочное, вам не кажется? Знаете, что Черчилль сказал во время войны?

– Пожалуйста, избавьте меня от своих цитат!

– Нечто вроде: «Если бы Гитлер решил оккупировать ад, тогда я смог бы подружиться с дьяволом».

Ее пальцы судорожно сжались на сумочке.

– Полагаю, в данном случае дьявол – вы.

Он наколол на вилку ломтики картофеля и обмакнул их в кетчуп.