Общество сороки. Одна к печали - Эми Мак-Каллох
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фу. Не уверена, что хочу знать подробности. Это не из тех разговоров, которые могут привести к его увольнению? – Она смеется, все еще пытаясь восстановить дыхание.
Я бросаю в нее подушку.
– Фу, нет! Он говорил о Кловер и подкасте. Он беспокоится о следующем эпизоде и хочет срочно поговорить с ней. Попросил меня написать ей и сказать, что ищет ее.
– Это действительно странно, – признает Одри. – Ты написала Кловер?
– Да, и она велела мне сказать ему, что еще не приехала, хотя уже приехала.
– Почему же тогда она не хочет увидеться с ним?
– Она сказала что-то о просроченной курсовой, но я не поверила в это ни на секунду.
Теперь Одри выпрямляется на постели.
– И какого черта тогда творится? Это какая-то головоломка. «Общество сороки», подкаст, миссис Траули, эта жуткая расселина в скалах под школой… – Одри замолкает и делает глубокий вдох. – Мне кажется, это немного чересчур, нет?
Идеальное описание того, что я чувствую.
– Просто поверить не могу, что Лола ничего не оставила. То есть если это был действительно суицид. Записку? Письмо? Мейл? Просто чтобы расставить точки над «i».
– О боже. – Одри постепенно выпрямляется еще сильнее, а потом едва не отвешивает себе оплеуху. – Я совсем забыла!
– Что? Что такое?
Она роется в покрывале в поисках телефона.
– Патрик Рэдклифф. Он сказал мне, что Лола любила вести дневник, писать письма и все такое.
– Да, и что?
– Ну, вообще-то я нашла… – Одри резко сжимает губы.
Я щурюсь.
– Нашла что?
Она закусывает нижнюю губу, глядя, словно щенок, пойманный за тем, как жует любимые тапочки хозяйки. Одри трет лицо.
– Это было до того, как мы с тобой подружились, и я просто сунула его в свой шкафчик и забыла об этом.
– Ну, и что это? – Сердце у меня бешено колотится.
– Письмо.
– Ладно, Одри. Что там, в этом письме?
– Я не знаю! Я не открывала его.
– Серьезно?
– Я не такая, как ты, Айви. Я не хотела знать, честно.
Одри идет к столу и роется в верхнем ящике.
– Вот! – Она передает его мне, и я пристально смотрю на изысканную надпись на конверте.
Моему возлюбленному
Я с трудом сглатываю.
– Что это? – спрашивает Одри.
– Это определенно почерк Лолы.
– Вот дерьмо. Я должна была открыть его.
Мне требуется несколько секунд, чтобы осмыслить происходящее.
– Что, если это – записка. Ну, ты понимаешь… – шепчу я. Делаю глубокий вдох, затем тянусь к своему письменному столу и вытаскиваю тонкий серебряный нож для бумаг из фарфорового стаканчика для ручек.
– Это что, нож? – Одри хмурится.
– Для писем. Он принадлежал моей бабушке, – отвечаю я, вскрывая конверт одним быстрым движением. – Бережет от порезов бумагой. – Я пытаюсь шутить, но смех застревает в горле. Дрожащими пальцами разворачиваю письмо.
Дорогой и любимый,
Это мое последнее письмо к тебе.
Я знаю, ты сказал, что мы не можем быть вместе в этой жизни. Что между нами слишком много стен. Слишком много препятствий на нашем пути. Ты сказал, что хотел бы быть рыцарем в сияющих доспехах, готовым убить драконов, стерегущих меня в моей башне Солнца, но никакая броня не остановит стрелы, которые полетят в тебя, как только откроется наша любовь.
Я не Рапунцель, заключенная в башню. Я даже обрезала часть своих длинных золотистых волос, чтобы показать тебе: я не жду, что меня спасут.
Если мы не можем быть вместе в этой жизни, я сделаю единственно возможное – буду ждать тебя в следующей. И я могу пообещать тебе одно: награда будет достойна падения.
Я буду ждать тебя на утесе, как мы планировали, чтобы провести вместе наш последний миг.
Твоя навеки,
– Матерь божья, Айви. – Глаза у Одри – как чайные блюдца. Письмо выскальзывает из моих пальцев и медленно падает на пол.
– Где, ты сказала, нашла это? – выдавливаю я.
– За стеной. Я не показала тебе потому, ну, потому что тогда это было немного неловко, и я не хотела во все это вмешиваться и просто забыла о нем. – Ее взгляд блуждает по комнате, а щеки краснеют.
– Одри, ш-ш-ш. – Я прикладываю палец к губам. – Теперь это неважно. Покажи.
Она делает глубокий вдох, чтобы собраться с духом, потом идет на мою сторону комнаты и отодвигает стул от стола. Опустившись на колени, тянется за стол и нажимает на одну из деревянных панелей, которая распахивается настежь, открывая пространство позади.
– Я собиралась рассказать об этом, когда мы были в помещении для персонала, но совершенно отвлеклась на то, что мы нашли в пещере. Письмо лежало прямо здесь. Панель открылась, когда миссис Парсонс заперла меня в комнате, помнишь? Она с такой силой хлопнула дверью, что, должно быть, запустила механизм. Я не сидела за твоим столом, колотя в стену или типа того. – Одри улыбается, робко пожимая плечами. – Я теперь никогда не смогу смотреть на школьные стены по-прежнему. Кажется, за каждой панелью тут кроется тайный проход!
Я опускаюсь на колени рядом с ней.
– Внутри есть что-нибудь еще?
Одри пожимает плечами.
– Я ничего не видела.
– Но там может что-нибудь быть, – настаиваю я. – Вроде дневника, о котором упоминал Патрик?
– Думаю, ты права. О боже, все это время… Мне так жаль, Айви.
Я не отвечаю, но сдвигаюсь вперед так, чтобы получше рассмотреть тайник. Теперь, когда панель отошла, видны старые кирпичи школьных стен. Меловые, как и скалы, и очень рассыпчатые. Непонятно, насколько глубока полость, и я просовываю руку, чтобы проверить.
– Ой, осторожней! – взвизгивает Одри. – Там могут быть пауки или жуки!
Стоит мне вытянуть пальцы настолько далеко, насколько можно, как я чувствую что-то. Я проталкиваю руку еще чуть дальше и вынимаю то, что нащупала.
– Что это? – Одри заглядывает мне через плечо.
– Это дневник, – говорю я приглушенно. Дневник, который вели в школьной тетради Иллюмена. Провожу пальцами по гербу школы на обложке и по девизу: «Alis grave nil».
– Что это значит? – спрашивает Одри.
Я едва не закатываю глаза в ответ на ее невежество, но одергиваю себя в последний момент.
– Примерный перевод: «Ничто не сложно для тех, у кого есть крылья».
