Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы... - Валерий Ярхо

В ту пору кремлевскими аптекарями были по-прежнему только иноземцы, за которыми был особый догляд. Комната, в которой хранились и готовились лекарства, называлась «казенка» — она опечатывалась печатью особого дьяка. Рецепт, выписанный доктором, поступал в Аптекарский приказ с приложением «сказки» — описания лекарственных свойств всех ингредиентов. «Сказка» докладывалась царю и начальнику Аптекарского приказа, и после разрешения царя рецепт поступал в аптеку. Лекарство изготавливалось аптекарем в присутствии выписавшего рецепт доктора и особого дьяка. Состав лекарства и фамилия его составителя заносились в особую книгу. Затем приготовленное лекарство отведывалось доктором и аптекарем и кем-либо из назначенных царем придворных. Если через определенное время никому из подопытных не становилось плохо, то лекарство принимал сам царь. Остатки лекарства допивала все та же компания, чтобы исключить возможность подсыпать чего-нибудь уже после того, как главная проба бывала снята. Эта система работала, и случаев отравления лекарствами царственных особ на Руси отмечено не было.

Долгое время количество аптек на русской земле измерялось единицами и пользоваться их услугами мог весьма ограниченный круг придворных. Все остальные, до бояр включительно, приобретали лекарственные средства в зелейных (то есть там продавали «зелья»), москательных и овощных лавках. Продавцы зелейных лавок и были фактически первыми русскими аптекарями, хотя этим словом и не назывались.

Товар в эти лавки попадал разными путями. Основную массу «зелий» вырабатывали из растений и трав, которые выращивали на огородах и собирали в дикой природе. То, что нельзя было вырастить в саду, на огороде, отыскать в поле или в лесу, закупали у иноземных купцов, приходивших с торговыми караванами из разных стран. Долгое время эта торговля находилась в руках армянских купцов, имевших большие связи по всему Ближнему Востоку, вплоть до индийских княжеств. Эти купцы также исполняли в дальних странах разные дипломатические поручения московских правителей, а потому получали их покровительство и торговые льготы. Караваны армянских купцов из Персии и иных южных стран приходили в Астрахань, и там «коренья и зелья для врачебных потребностей» продавались небольшими оптовыми партиями, которые потом по Волге доставляли в разные места российского государства. В дороге импортные «зелья» не раз меняли хозяев, а потому, добравшись до Москвы, значительно дорожали; но те же самые товары в Европе стоили еще дороже. Главным предметом этого «зелейного импорта» был опий — он был единственным надежным обезболивающим средством; кроме того, опийные настойки прекрасно лечили желудочно-кишечные расстройства.

В таком промысле, как торговля «зельями», имелись и свои тонкие моменты. Во-первых, сидельцев зелейных лавок, травников (их еще называли «помясами»), часто принимали за колдунов, а потому могли под горячую руку и придать самосуду. Во-вторых, лечение не всегда бывало успешным, а винить в неудаче проще всего плохое лекарство, что тоже было для «зелейников» проблемой; доходило до поджога лавок. В-третьих, и сейчас подчас применяют лекарство, не соблюдая рекомендованной дозы, способа и времени, а прежде полагали, что чем больше принять, тем лучше поможет, а потом виноватили все тех же «зелейников» и лекарей. Наконец, бывали и случайные ошибки, от которых никто не застрахован.

Так, в 1686 году «сиделец» московской зелейной лавки Туленщиков, будучи крепко выпивши, отвесил покупавшему у него лекарю Харитонову вместо золотника вяленых рачьих глаз такую же мерку сулемы. Лекарь вбухал сулему в отвар для захворавшего подьячего, отчего тот и помер. Когда Харитонова потянули к ответу, он указал на «зелейника», и того выслали из Москвы в Курск, который тогда был приграничным городом, и ссылка туда считалась страшным испытанием.

Законы российского государства для подобных случаев несколько раз ужесточались, и к концу XVII века, уже при Петре Алексеевиче, поведено было «зелейников», «кто нарочно или не нарочно уморит, того казнить смертию». Но и крутость этих мер ничего не гарантировала, подтверждением чему стала история с отравлением боярина Салтыкова, случившаяся в 1699 году.

Болевший боярин принял перед сном некое зелье, уснул и не проснулся. Снаряженное следствие установило, что средство это в дом Салтыкова принес лечивший его дворовый человек Алексей Каменский, который, призванный к допросу, и не думал отпираться. Он рассказал, что боярин жаловался на плохой сон и просил принести ему какое-нибудь снотворное, а он пошел на торжище в Зелейный ряд и там в лавке у сидельца Варфоломея приобрел немного опия: «купил на три деньги осьмую долю золотника арья-ну (так называли опий русские. — В.Я.)». Это показание подтвердил и Варфоломей, уточнив, что рекомендовал «давать оный арьян, отмеряя против трех зерен конопляных». Следуя этой рекомендации, Алексей Каменский купленный в Варфоломеевой лавке арьян «разнял на 12 дач и давал барину для сна». Но, согласно домашней иерархии, подавать лекарство боярину должен был не лекарь, а «комнатный малый» — русский аналог камердинера. Вот этот самый «малый», интеллектом не блистая, взял двенадцать доз снотворного да и ахнул их все разом в кубок с питьем, поднеся эту смертельную дозу барину. В результате Салтыков под глубоким наркозом преждевременно перешел в мир иной, а лечившего его Алешку Каменского в компании «комнатного малого» по приговору Боярской думы укатали в Азов на каторгу без срока.

В это время как раз из заграничного вояжа вернулся царь Петр, насмотревшийся на лучшие образцы аптекарского дела в Нидерландах, Франции, Англии и разных немецких землях. Ознакомившись с делом о смерти Салтыкова и еще несколькими подобными, он решил в корне изменить систему торговли лекарствами и указом от 27 октября 1701 года повелел: «Зеленому ряду, что в Китае-городе, такоже и по улицам, где есть в Китае и в Белом городе что-нибудь лавки, в которых торгуются и продаются товары, всякие зелья и масти будто за лекарства, и тем лавкам не быть, никакими зельями и травами, и мастьями, и лекарствами никому в тех местах мимо аптек не торговать и не продавать, и тот зелейный ряд по улицам и перекресткам лавки очистить, и продавцам тем товаром выехать вон из Ратуши».

Месяцем позже царь издал еще один указ, которым в Москве учреждались восемь «вольных аптек». Одна из них принадлежала сыну пастора Грегори, Иоганну Готфриду, которого, родившегося в Немецкой слободе, уже можно считать «коренным» москвичом. После смерти пастора Грегори его вдова вышла замуж за аптекаря Иоганна Гутбиера, заведовавшего кремлевской аптекой. Своего пасынка Гутбиер пристроил к делу, которым занимался сам, и тот, работая под началом отчима с 1689 по 1692 год, получил звание «алхимиста». Затем юношу отправили учиться в Ригу, где он год стажировался в аптеке «доктора и королевского врача» Фишера, а потом поехал на родину предков, в немецкий город Мюльгаузен, где его принял дядюшка Иоганн Блюментрост, занимавший пост главного городского врача. Три года Иоганн Готфрид под руководством дяди «хитрости врачебной обучался», а в 1696 году вернулся в Москву и стал алхимистом Нижней аптеки, а затем и аптекарем. В ноябре 1701 года, после царского указа о вольных аптеках, Иоганн Готфрид Грегори подал соответствующее прошение и вскоре получил разрешение открыть свою аптеку. В жалованной грамоте говорилось: «Наше Царское Величество иноземца аптекаря пожаловали, велели по Именному Нашему Великого Государя указу и по его челобитью построить ему в Ново-Немецкой слободе вновь аптеку своим иждивением, в котором месте пристойно и где б от того никому утеснения не было, и держать ему в той аптеке потребные всякие лекарства, а для скорбящих и в болезнях сущих, целительные спирты и водки и иные лекарственные напитки, и то все продавать ему в новой аптеке, всяких чинов людям ценою мерною без прибавки». Правда, вино запрещалось продавать чарками, кружками, ведрами и бочками. Все необходимое для производства лекарств надлежало покупать «у города Архангельского или в Азове, с платежом пошлин по Торговому Уставу». Предусмотрительный государь сразу же осадил возможных конкурентов Грегори, запретив «под опасением жестокого гнева» «иным русским людям и иноземцам, опричь его Ягана, в той Немецкой слободе никаких аптек заводить и строить, и в домах своих лекарств никаких никому торговать и продавать».