Королева Кристина - Борис Григорьев

Сама же Кристина, по мнению Мэссон, испытывала жестокое разочарование по поводу того, что её великая жертва материально не была по достоинству оценена ни Церковью, ни Габсбургами. Поставив под угрозу своё материальное благополучие, она не получила взамен ничего существенного. Полагаем, что, по всей видимости, именно разочарованием объяснялись её «неадекватные» фантазии насчёт получения в собственный домен Фландрии. Это был либо намёк для мадридского двора, либо попытка сохранить лицо, либо то и другое вместе.

Кристина в это время сначала пыталась убедить Ватикан в возможности её появления в Италии до официального перехода в католическую веру (с этим предложением в Рим поехал её старый знакомый иезуит Малинес) и уговорить Карла X на выкуп у неё части выделенных в Швеции и Германии доменов. Но и то и другое не получилось: Ватикан стоял на своём, а у Карла X в казне не хватало денег на войну с Польшей. Когда Монтекукколи в июне 1655 года опять появился в Брюсселе, королева всё ещё ждала результатов своего зондажа в Риме и Стокгольме. В нарушение акта об отречении она успела заложить часть своей недвижимости в Померании и епископство Бремен французскому банкиру Бидалю. Денег, выделенных Мадридом на её содержание, либо не хватало, либо ей не выдавали их на руки.

Отчаянное положение Кристины вынудило её пойти на беспрецедентный шаг: на тот случай, если Швеция, узнав о принятии ею католичества, отнимет у неё шведские и померанские домены, она попросила Монтекукколи добиться для неё военной помощи со стороны императора Фердинанда III. Побуждать Вену к военному противостоянию со Швецией было уже чистым предательством. Королева была в это время настолько возбуждена, что не удержалась от личных выпадов в адрес своего кузена и рассказывала всем о том, что из-за своей полноты он во время коронации не мог сам держаться в седле и его поддерживали двое слуг. Это была, конечно, чистая клевета. В польскую и датскую кампанию 1656–1658 годов, до самой своей смерти, Карл X, несмотря на полноту, находился в прекрасной физической форме и легко переносил все тяготы походов и сражений.

Кристина в очередной раз продемонстрировала, что её личные интересы стоят выше всяких других. И куда же делся её стоицизм, которым она так победно «козыряла»? При первом же серьёзном столкновении с реальной жизнью он рассыпался в прах.

Пожалуй, брюссельский период был самым сумасбродным в биографии Кристины. Она в первый раз почувствовала здесь, что слишком многое потеряла, а взамен не получила ничего. Почва уходила у неё из-под ног, и чтобы вовсе не исчезнуть с политической сцены Европы, она строила фантастические проекты, налево и направо раздавала «бесплатные» рекомендации. Один из её советов Кромвелю, к примеру, заключался в том, чтобы он принял католичество и получил из рук римского папы корону Англии, а страну — в качестве папского лена. Она стала открыто обсуждать возможность возвращения на шведский трон в случае смерти Карла X и назначения своим наследником какого-нибудь габсбургского принца.

Конечно, было бы ниже собственного достоинства показывать своё разочарование, и королева, соблюдая декорум, внешне весело и беззаботно проводила время в Брюсселе. Проживая теперь во дворце герцога Эгмонта, участвуя в маскарадах, посещая театры, появляясь везде в основном в мужском обществе, она не обращала внимания ни на этикет, ни на чистоту своей речи и давала лишний повод для всяких домыслов и спекуляций. Отказ от лютеранской веры, судя по всему, ни к чему её не обязывал. Правоверные католики находили её поведение шокирующим и безответственным. Они критиковали её за то, что она редко появлялась в церкви, что не снимала с себя мужской одежды и что вела себя вызывающе.

Появились памфлеты, обвиняющие Кристину в атеизме и лесбийских наклонностях. Невооружённым глазом было видно, что эта первая, но не последняя кампания по очернению королевы направлялась из Франции опытной рукой кардинала Мазарини, не простившего ей поворот Швеции в сторону Испании. Не хотел кардинал и её успеха на международном поприще — уж слишком популярной и умной, а значит, лишней, казалась она ему в это время. Именно в брюссельский период была заложена основа всех мифов и легенд о королеве Кристине, которые успешно культивируются и в наши дни. Клеветники не нашли ничего лучше, как спекулировать на том, что бывшая королева — женщина.

Летом 1655 года до Брюсселя дошли вести о смерти матери, вдовствующей королевы Марии Элеоноры, и канцлера Акселя Оксеншерны. Смерть этих людей, как свидетельствовали окружавшие её люди, потрясла Кристину, и она временно ушла в себя, отказавшись от удовольствий светской жизни. «И теперь считаю благословенным её неучастие в ужасном занятии по управлению страной… — писала она Карлу X Густаву о смерти матери. — …Вероятно, опекуны поступили слишком жестоко, когда полностью отделили меня от матери, так что мы стали чужими».

Наконец из Рима пришла весть о том, что там её ждут. Новый папа Александр VII рекомендовал ей не принимать официально католической веры во время путешествия по некатолическим странам, а предлагал сделать это в Италии. Что касалось материальной поддержки, то понтифик ссылался на финансовые трудности Ватикана.

Отступать в любом случае было поздно, скрыть факт смены религии в её положении было практически невозможно, и нужно было идти по избранному пути до конца — а там будь что будет. Кристина отправила в Вену Монтекукколи с письмом к Фердинанду III, в котором давала ему понять, что в обмен на его поддержку готова поделиться с ним государственными секретами Швеции! В частности, она сообщила императору о существовании тайного соглашения Швеции с властями Верхней Австрии о пропуске шведской армии через Дунай, а также некоторые другие тайны шведского правительства. Она вновь повторила просьбу защитить её померанские домены от возможного посягательства на них со стороны Швеции. В случае необходимости, писала Кристина, Вена должна была натравить на Швецию Данию и Голландию, которые так «ненавидят шведов».

Да, видно, слишком глубоко уязвил её статус частной жизни обычной женщины, чтобы так сразу и так низко пасть! Через много лет Кристина в своих сентенциях выразит презрение к деньгам и материальным ценностям, а пока она всеми средствами боролась за то, чтобы получить их в достаточном количестве. Хорошо ей было философствовать о высоких материях, сидя на троне, а вот теперь оказалось, что без денег свободы не бывает.

Двадцать второго сентября 1655 года Кристина, получив у Иллана ещё один крупный заём, покинула Брюссель. Её свита составила 200 человек, из которых только двое были шведы: камергер Густав Лильенкруна и паж Эрик Аппельгрен. Остальные, по мнению Мэссон, представляли собой «всякий сброд» из испанцев, французов, фламандцев и итальянцев, включая падре Гуэмеса с супругой, замаскированного под обер-церемониймейстера двора. Эрцгерцог Леопольд Вильгельм Австрийский со свитой и двумя гвардейскими ротами эскортировал её до ворот города.

На всём пути до Инсбрука — во Франкфурте-на-Майне, в Нюрнберге, в Аугсбурге — её торжественно встречали и провожали мэры и губернаторы городов, князья и епископы, везде устраивали фейерверки и пышные приёмы. Это всё были места, связанные с походами её отца Густава II Адольфа, где она могла ещё прикоснуться к предметам, которыми 20 лет тому назад пользовался Северный Лев и Защитник лютеран. Интересно было бы узнать, какие мысли посещали в это время протестантов Аугсбурга, Нюрнберга или Франкфурта-на-Майне, особенно когда дочь их кумира, прибыв в Инсбрук, дала его гарнизону пароль «Йезус, Мария» — пароль, с которым армии Контрреформации шли в бой против её отца.