Оружейникъ - Алексей Кулаков

«Зараза осторожная. Ну ничего, сам дозреешь, все равно я конкретных сумм не называл».

– Так точно, ваше высокопревосходительство. Я желал бы получить ваше разрешение на посещение Охтинского порохового завода и на переговоры с инженером Калачевым.

– Да бог с вами, голубчик, разве на такую малость уже требуется мое дозволение?

Тем не менее Ванновский быстро набросал короткую записку и передал ее своему посетителю. Оставшись в одиночестве, он недолго о чем-то размышлял, после чего вызвал к себе адъютанта:

– Соберите сведения о князе Агреневе в самых мельчайших подробностях. И постарайтесь управиться как можно быстрее, Сергей Илларионович, крайний срок – три недели.

Все так же молча адъютант испарился, оставив своего шефа набираться сил перед заседанием Комиссии.

После двухдневных споров господа генералы разделились на два неравных лагеря. А могли бы и на три, но винтовка Нагана среди членов Комиссии уже не котировалась, особенно после оглашения небольшой статистики поломок и задержек при стрельбе. У винтовки Мосина – Агренева на пять тысяч выстрелов таковых набралось ровно девяносто, затем с небольшим разрывом и совсем немного не дотягивая до сотни шла «агрень». А вот шедевр имени бельгийского оружейника сделал серьезную заявку на рекорд – пятьсот пятьдесят семь осечек, поломок, задержек, утыкания патронов в патронник и прочих неприятных мелочей, среди которых был даже самопроизвольный выстрел. Для армейского оружия такие показатели были неприемлемыми в принципе, так что о винтовке Леона Нагана старались лишний раз не вспоминать, чтобы не расстраиваться самим и не расстраивать его высокопревосходительство Петра Семеновича ибн Ванновского – все прекрасно помнили, как тепло он принимал иностранного фабриканта. Внимательно выслушав мнения «испытателей» от трех гвардейских и самарского полков и подсчитав итоги небольшого голосования, высокая и очень представительная Комиссия по выработке малокалиберного ружья и вовсе молчаливо «позабыла» о третьем конкурсанте. Но легче им от этого не стало, так как проблема выбора никуда не делась. Нелегкого выбора, между прочим. Винтовка «агрень» была наиболее скорострельной, легкой, удобной, вполне надежной, хотя и несколько уступала в последнем своей сопернице. Зато превосходила ее в стоимости – и это было главным недостатком. По этому параметру МАг была просто вне конкуренции, как и по технологичности производства, а также по простоте освоения солдатами (в большинстве своем вчерашними крестьянами). Опять же более удобная для штыкового боя. Короче, мнения разделились, и никто не хотел уступать, тем более что военный министр так и не обозначил свою позицию, предпочитая играть роль беспристрастного судьи-арбитра. Наконец, к вечеру третьего дня, когда господа генералы по пятому кругу начали обсуждать одно и то же, Ванновский предложил компромисс. Собрав всех, кто только был причастен к конкурсу на новую винтовку, его высокопревосходительство объявил, что всего за каких-то полмесяца подготовит всеподданнейший и очень подробный доклад о результатах конкурса, после чего незамедлительно представит его на рассмотрение своему непосредственному начальнику.

– Ну а там – на благоусмотрение государя-императора. Сейчас же я хочу выразить признательность и благодарность за все прозвучавшие предложения и уверить, что все мнения членов Комиссии будут отражены в итоговом докладе.

«Н-да, эта бодяга надолго. Две недели он будет бумагу марать, недельку ее будут высочайше читать и прикидывать, какой из вариантов лучше. Да, примерно месяц у меня есть, успею и Калачева посетить на пороховом заводе, и с Менделеевым познакомиться, и на фабрику заскочить».

Констатировав, что несогласных нет (а иного и не ожидалось), Петр Семенович сухо поблагодарил всех за проявленный трудовой героизм и, прихватив с собой гвардейских полковников, уже через два часа отбыл в столичные выси. Следом за ним засобиралось и остальное чиновничество в погонах, так что уже к сумеркам Офицерская стрелковая школа практически опустела. Князь же решил не торопиться и переночевать в хорошо знакомом месте, а вот с утра и с новыми силами посетить Охту.

«Скачу, как блоха, все сам да сам. С другой стороны, а кому я могу это доверить? Греве не потянет, у Лунева и так дел по горло, Гриша уговаривать умеет, но специализируется на контрабандистах и подобной им публике. А больше вроде и некому. Э-хе-хе, бедный я, несчастный буржуй. Сколько на меня народу трудится, а поэксплуатировать толком и некого».

Отложив в сторону газету, где в очень осторожных выражениях описывалась приключившаяся в Японии с цесаревичем Николаем Александровичем «мелкая» неприятность[11]в виде легкого удара саблей по голове, Александр откинулся на полку-диванчик. Поглядел за окно своего купе в подступающий сумрак теплой майской ночи. Ничего не высмотрел и с легким вздохом закрыл глаза, в очередной раз прокручивая в памяти недавнюю беседу с Менделеевым.

«А все же жаль, что этот полицейский косоруким оказался. Не в лоб надо было целить, а разок по шее пластануть – сколько бы пользы для империи приключилось! Ладно, не вышло так, ну и черт с ними обоими. Зато у меня все получилось! Какие в России трудноуговариваемые ученые попадаются, ну просто ужас – прямо семь потов сошло, пока убедил Дмитрия свет-Ивановича взять патент на свой пироколлодий. Да и то все вылилось в банальную бартерную сделку».

Он вспомнил сам процесс уговаривания и фыркнул. Чтобы не выдумывать правдоподобные объяснения своим так внезапно прорезавшимся талантам в химии, он выдал еще более правдоподобную ложь о своей коммерческой разведке – дескать, приносят иногда кой-чего в клювике, да не всегда понятно, что именно и насколько это может быть полезно. Такое заявление было принято вполне благосклонно (Менделеев и сам не так давно занимался во Франции похожим делом), как и короткое рекомендательное письмо от Калачева. Ознакомившись с его содержимым, профессор заинтересовался и стал выяснять, что конкретно князю Агреневу от него надобно, – и чем больше тот говорил о своих нуждах, тем дружелюбнее становился хозяин небольшой квартирки на Васильевском острове.

– Должен заметить, князь, у вас очень широкий круг интересов. Да-с… Я еще могу понять вашу заинтересованность в моем порохе и организации производства тринитротолуола – слухи о некоей Сестрорецкой оружейной фабрике добрались и до меня, правда, касались они в большей степени вашей стали. С очень замечательными и полезными для химической промышленности свойствами, кстати. Но вот ваши вопросы насчет остального – вы и вправду хотите всем этим заниматься или же вами движет обычное любопытство?