Утраченная реликвия... - Андрей Воронин

* * *

Шайтан подошел к миске с водой, шумно лакнул несколько раз, поднял голову и укоризненно посмотрел на Юрия. Филатов сделал вид, что не заметил этого взгляда: ему было интересно, что произойдет дальше.

Ничего нового, увы, не произошло. Убедившись в том, что его способности к пантомиме остались незамеченными, пес подошел к другой миске, пустой, старательно обнюхал ее со всех сторон и толкнул носом. Миска загремела, но совсем негромко, благо пол был покрыт линолеумом. Юрий, сдерживая улыбку, старательно смотрел в сторону, делая вид, что увлечен разглядыванием открывавшегося из окна кухни вида, знакомого до последней ветки на сиреневом кусте. По двору, задрав хвост трубой, длинными пружинистыми прыжками проскакал кот – совсем молодой, почти котенок. С разбегу вскарабкавшись на дерево, он остановился в развилке, развернулся, сел и широко разинул пасть. Юрий приоткрыл форточку, и вместе с сырым прохладным воздухом в кухню проник протяжный, скребущий по нервам кошачий вопль. В поле зрения Инкассатора возник второй кот, покрупнее и постарше. Он бомбой вылетел из кустов сирени и взлетел по стволу того же дерева с явным намерением разодрать противника в клочья. Молодой кот, не дожидаясь исхода, легко соскочил на землю и задал стрекача.

Шайтан тем временем закончил обследование своей пустой миски и пришел к выводу, что над ним жестоко издеваются, ущемляя его конституционные права. Выражая свое несогласие с такой политикой, он взял миску в зубы, приподнял повыше и разжал пасть. На сей раз звук получился громкий, солидный; для усиления эффекта Шайтан с завидной меткостью припечатал лапой край миски, отчего та подскочила, перевернулась в воздухе и с жестяным лязгом ударилась о стену.

– Ты знаешь, как это называется? – строго спросил у него Юрий. – Злостное хулиганство, вот как. Наказывается лишением свободы на срок до трех, кажется, лет.

А может, и до пяти, я не помню.

Шайтан снова подфутболил злосчастную посудину носом и дважды гулко гавкнул – сначала на миску, а потом, отдельно, на Юрия. Вид у него при этом был чрезвычайно требовательный, и Юрий подумал, что это хорошо: пес, кажется, начал понемногу осваиваться и привыкать к новому хозяину.

Шайтан гавкнул еще раз, и пол под ногами у Юрия вздрогнул от удара снизу – сосед, вздорный старикан, которому давно перевалило за восемьдесят и который, несмотря на столь преклонный возраст, не утратил ни бодрости, ни вредности, призвал Юрия к соблюдению тишины.

– Сговорились, – констатировал Филатов, не без труда подавив желание грохнуть табуретом. – И когда успели? Ладно, ладно, уймись, скандалист. Оба уймитесь, уже иду, уговорили.

Собственно, идти ему никуда не требовалось, поскольку, сидя за столом, Юрий мог дотянуться почти до любого угла кухни. Квартирка у него была, мягко говоря, тесновата, но Филатов не торопился менять жилье на более просторное и престижное. Места ему здесь хватало даже вдвоем с собакой, дальнейшего расширения семейства пока не предвиделось. Вопросы престижа Юрия нисколько не волновали, и он не видел причин покидать обжитое фамильное гнездо ради нового, соответствующего его финансовым возможностям. Хлопоты, связанные с переездом и приведением новой квартиры в божеский вид, казались ему пустыми и ненужными, да и особо выпячиваться не хотелось: уголовной ответственности за сокрытие доходов пока никто не отменял.

Короче говоря, наклонившись, Филатов открыл дверцу кухонного шкафчика, выудил оттуда пятикилограммовый пакет с сухим кормом и щедрой рукой наполнил собачью миску, подумав при этом, что Шайтан все-таки отменно воспитан и знает, что такое дисциплина: псу ничего не стоило самостоятельно открыть шкафчик и распотрошить полиэтиленовый пакет со своим любимым лакомством, но он этого никогда не делал.

Шайтан зарылся носом в еду. Хруст, треск и чавканье пошли по всей квартире. Пример был заразительный; не вставая, Юрий открыл холодильник и заглянул в его ярко освещенное нутро. Времена, когда в холодильнике у него не водилось ничего, кроме холода, давно остались в прошлом; взгляду Юрия предстала живописная и крайне соблазнительная мешанина красок и форм, имевших самое непосредственное отношение к еде, и притом еде здоровой и вкусной. На дверце, как патроны в обойме, стояли бутылки – вынимай, открывай, выпивай и закусывай в свое удовольствие. Но есть почему-то не хотелось, хоть убей, да и пить, в общем-то, тоже. Юрий закрыл холодильник, выудил из мятой пачки последнюю сигарету, закурил и стал терпеливо ждать, пока Шайтан утолит голод.

Мысли его, как и следовало ожидать, вертелись вокруг «Кирасы» и ее бритоголового шефа. Неподвижное, как у манекена или покойника, лицо бывшего спецназовца чудилось Юрию в каждом углу; бросив мимолетный взгляд в окно, за которым сгущались ранние сумерки, Филатов вздрогнул: ему показалось, что вместо собственного отражения в темном зеркале стекла он видит все ту же нечеловеческую рожу. Юрий тряхнул головой, и наваждение исчезло.

"Нервы лечить пора, – подумал он, гася окурок в разинутой пасти фарфорового окуня, – а то уже чертовщина мерещится. Надо же, как он меня впечатлил, этот краповый берет! А главное, что у меня есть против него, кроме инстинктивной неприязни и смутных подозрений? Да ничего! Бондаря он из ментовки вытащил? Ну и молодец, его за это благодарить надо. Он своим людям командир, то есть, по его собственным словам, отец родной. А какой отец потерпит, чтобы его сын без вины в камере сидел? Я бы на его месте точно так же поступил – сначала выдернул бы своего человека из-за решетки, а после уж разбирался, прав он или виноват. И вообще, подозрения, особенно смутные, – штука опасная. Они могут далеко завести – так далеко, что потом и не вернешься. То, что мне Аверкин не нравится, это мое личное дело. Может, кто-то нарочно все так устроил, чтобы подозревали Аверкина, – конкурент какой-нибудь, а то и кто-нибудь из его бойцов.

Мало ли что! Сунул отец-командир кому-то сгоряча в ухо да еще матерком обложил, а человек возьми да и обидься: чего это он, дескать, себе позволяет? Затаил обиду, улучил момент и подставил отца-командира по полной программе. И очень может статься, что в «Кирасе» этот человек давно уже не работает – переметнулся к конкурентам, например, а то и вовсе стал волком-одиночкой.

Правда, для волка-одиночки у него слишком высокий уровень информированности – знал, куда и зачем шел, а такие сведения в газете не прочтешь.

Но почерк!.. Почерк спецназовский, тут перепутать невозможно. Быстро, грубо, эффективно – без лишних трупов, но зато и без единого живого свидетеля. Никаких раненых, никаких заложников, никакого шума и гама, никаких сирен, мигалок и массированных штурмов – пришел, зачистил объект, взял, что хотел, и ушел. Мастер!

«Это, между прочим, тоже указывает на Аверкина.., Узнать бы о нем побольше, а то ведь внешность и строчка из послужного списка – это еще не весь человек и даже не его половина…»

Шайтан доел наконец корм, вылизал миску, похлебал воды и, цокая когтями по линолеуму, вышел из кухни. Юрий знал, что будет дальше, и предстоящая процедура не вызывала у него никакого энтузиазма: на улице почти совсем стемнело, над городом повисли тяжелые тучи, за окном на грязно-синем фоне подсвеченного электрическими фонарями низкого неба опять порхали белые мухи, и выходить из дома Юрию решительно не хотелось. Увы, у Шайтана на этот счет имелось свое собственное мнение: размеренное цоканье когтей по полу стало приближаться, потом в дверь кухни просунулась собачья голова со смешно торчавшими в разные стороны ушами и с горькой укоризной посмотрела на Юрия слезящимися карими глазами. Вид у пса был настолько несчастный, а в глазах застыл такой немой укор, что Юрий чуть не расхохотался. Однако смех смехом, а надо было пошевеливаться: на стороне Шайтана была сама мать-природа со всеми вытекающими из нее последствиями. Шайтан был крупным псом, и последствий из него могло вытечь очень много. И потом, собаке, особенно молодой и сильной, необходим выгул – годовалый пес не может сутками валяться на ковре и смотреть телевизор.