Ветер в его сердце - Чарльз де Линт

не замедлятся, неминуемо врежутся во вздымающуюся стену из красного песчаника.

— Не думаю, что это разумно, — ответил Томас.

Воронова аура исступленно заклохтала.

Парень попытался повернуть, но обретший самостоятельность руль не шелохнулся. Тогда он вдарил по тормозам, однако, против ожиданий, машина помчалась еще быстрее. Томас судорожно стиснул оплетку руля и завопил:

— Я ведь не какой-то чертов бессмертный майнаво! Я не выживу!

— Куда смотрят твои шаманские глаза? — бросила Консуэла сквозь какофонию клекота призрачного ворона, скрежет колес и вой мотора.

— Да нет у меня никаких…

Но было уже поздно. В ожидании столкновения парень зажмурился и прикрыл голову руками, напоследок мысленно проклиная и женщину, и ее чокнутую ауру, и заколдованный автомобиль.

Однако столкновения так и не произошло.

Когда же Томас осмелился открыть глаза, оказалось, что они мчатся по грунтовой дороге, убегающей через пустыню до самого горизонта. Снова взявшись за руль, он попытался затормозить, и на этот раз все сработало: колодки соединились, скорость начала падать, и в конце концов автомобиль остановился. Поставив машину на нейтральную передачу, Томас уронил голову на руль. В груди молотом стучало сердце, он весь взмок. Минула минута, другая. Наконец парень нашел в себе силы и выпрямился; руки, правда, по-прежнему так тряслись, что пришлось опять вцепиться в оплетку.

Он мрачно уставился на Консуэлу:

— Ну и что это была за хрень?

— У тебя же дар шаманского зрения. Я думала, ты увидишь дорогу, — вид у женщины был виноватый, но ее воронова аура так и заходилась смехом. Томас рассвирепел.

— Это несмешно! Я думал, мы размажемся в лепешку!

— Но ведь не размазались, — улыбнулась Консуэла.

— Да неужто благодаря вам?!

— А, так ты сомневаешься, что благодаря нам путешествуешь между мирами безо всякого вреда для здоровья?

«Нам?» — удивился парень. Он в очередной раз глянул в зеркало — заднее сиденье оставалось пустым. Либо Женщина-Ночь имеет в виду кого-то в багажнике, либо какого-нибудь призрака. А может, и свою воронову ауру.

Пульс Томаса потихоньку возвращался к норме. Пот на жаре быстро высох. Руки уже не ходили ходуном. Парень сделал глубоких вдох.

— Хорошо, — произнес он. — Благодаря вам.

Женщина и воронова аура ухмылялись с довольным видом.

— Не понимаю, что в этом смешного, — с досадой бросил парень.

— Смешного? — Консуэла покачала головой, и выражение ее лица разом изменилось. — Нам предстоит серьезное дело. Нам необходимо выявить, виновен или нет член твоего племени. Морагу говорит, что верит в тебя, но я сомневаюсь, что ты способен выражать волю племени, коли так разобщен с ним.

— Значит, вы явились сюда и подсунули мне это перо, поскольку знали, что иначе в будущем возникнут проблемы? — Женщина хотела что-то возразить, но Томас опередил ее: — А почему бы вам не заглянуть в него еще раз и не узнать, чем все закончится?

— Так не выйдет.

— Нет? А как же тогда выйдет?

— Перво-наперво мы повидаемся с твоей тетей Люси.

Парень уставился вдаль через лобовое стекло и потер переносицу.

— Слушайте, у меня голова от этого раскалывается.

— Печально.

— А что насчет будущего?

— Я не могу туда заглянуть. Я забыла, как это делается.

Томас раздраженно выдохнул.

— Что-то вроде майнавовской болезни Альцгеймера?

— Нет… Знаком со скандинавской мифологией?

— Да только по комиксам про Тора и фильмам, — покачал головой парень.

— Одного из главных скандинавских громов звали Вотан, у него было два ворона — Память и Мысль[21].

— Как будто что-то знакомое, — припомнил Томас. — Хотя его звали Одином. Такой здоровый волосатый чувак с одним глазом. И у него действительно сидели на плечах две птицы.

— Только их не две, — продолжила Консуэла. — Во всяком случае, не всегда было две. Когда-то существовал только один ворон, но нечто — ход времени или некий излом провидения — разделило его, и с той поры отдельные функции единого организма — Память и Мысль — стали именами двух птиц. Один ворон хранит воспоминания, а другой живет текущим днем.

— И как эта сказочка о воронах относится к вашей… — и вдруг парня осенило, хотя в это невозможно было поверить. — Не хотите ли вы сказать, что вы один из воронов Вотана?

— Нет. Но нечто подобное порой происходит со старыми майнаво-корба[22], с родами воронов и ворон. По прошествии некоторого времени мы учимся не держаться всего пережитого и сортируем личный опыт и воспоминания, чтобы избегать обращения разом ко всей истории. Правда, порой мы утрачиваем эти потаенные частицы самих себя — тогда они отделяются и начинают жить самостоятельно.

Томас уставился на воронову ауру Консуэлы, занятую чисткой перьев. Тварь ответила самодовольным взглядом.

— Да, — произнесла женщина. — Ситала — моя память. Она меня не покидает, но общаться мы не можем.

— Паршиво, что могу сказать.

— Есть и свои плюсы, — пожала плечами Консуэла. — Для старой майнаво вроде меня бремя прожитых лет становится не таким тягостным, раз я их не помню.

— И сколько же этих прожитых лет?

Женщина устремила взгляд в окно.

— Вот это я помню. Родилась я давным-давно, вскоре после рождения самого мира. В отличие от вороньих сестриц, Коди или Старика-Пумы, меня еще не существовало, когда Ворон помешивал котелок. Но едва он закончил, я вышла из царства тьмы в мир, что он создал для всех нас.

Женщина-Ночь снова посмотрела на Томаса и улыбнулась отразившемуся на его лице сомнению.

— Не веришь, что мир сотворил Ворон?

— Даже не знаю. Наверное. Меня этому учили. Но как же другие религии? Я об этом порой задумываюсь. Вот христианский бог, скажем, создал мир за семь дней.

— Их мир — не наш.

— Не понимаю.

— В нашем мире грез все времена и возможности существуют единовременно, и некоторые из них отражаются в первом мире. Ну так что, поедем дальше?

— На встречу с моей покойной теткой.

Консуэла закатила глаза, и Томас поспешно вскинул ладонь.

— Ладно-ладно. Только последний вопрос.

— И какой же?

— Если вам недоступны воспоминания о прошлом и будущем, откуда вы знали вчера утром, что мне нужно подкинуть это перо?

— Я его не подкидывала.

— Вы же сами сказали, что мне нужно пробудиться!

Женщина кивнула.

— Но инициативу я на себя не брала. Обычно я стараюсь не вмешиваться в дела пятипалых.

— А кто же тогда?

И парень посмотрел на Ситалу, воронову ауру. Призрачная птица буквально раздулась от самодовольства.

— Ладно, неважно, — покачал головой Томас.

Он включил передачу, и форд тронулся. Благодаря широким шинам и отличной подвеске машина гладко катилась по грунтовой дороге. Какого-либо движения здесь ожидать не приходилось, однако Томас по привычке бросил взгляд на зеркало заднего вида и, к своему удивлению, увидал вдали фуру.

— Кажется, у нас компания, — сообщил он.

Консуэла обернулась