Путешествие мясника. Роман о семейной жизни, мясе и одержимости - Джули Пауэлл

Примерно через час мы приезжаем на скотный двор. Армандо вылезает из машины, открывает замотанные цепью ворота, и мы сворачиваем на проселочную дорогу с глубокими колеями. По обе стороны от дороги — разбитые копытами болотистые пастбища. Между кучами навоза и сухими травинками бегают курицы. Мы подъезжаем к скоплению сараев и загонов, среди которых выделяется единственное низкое бетонное здание. Вероятно, это контора. Мы выпрыгиваем из машины прямо в грязь. Я здороваюсь с подбежавшими к нам собаками, а Армандо тем временем пожимает руки группе мужчин в куртках и грязных резиновых сапогах. Некоторые из них работают нё скотном дворе; другие — это покупатели, которых он надеется соблазнить своими буйволами. У Армандо здесь много дел, поэтому после коротких представлений я отступаю на второй план и стараюсь никому не мешать. Чуть отстав, я иду за мужчинами к загону, где кучкой столпились буйволы: блестящие черные бока, темные глаза и широкие рога, спускающиеся на спину, похожие на разделенные пробором, набриолиненные прически щеголей двадцатых годов.

Двое работников начинают загонять буйволов в узкий коридор в конце загона. Животные кажутся очень нервными, но в то же время удивительно послушными. В настоящую панику буйвол впадает, только если остается в одиночестве. Но когда пастухи загоняют двух первых буйволов в коридор, остальные следуют за ними, нос к хвосту, совершенно безропотно, лишь изредка обращая к нам поверх ограды укоризненные взгляды. Армандо просит меня отойти на безопасное расстояние, и я подчиняюсь, хотя эти ребята совсем не кажутся мне опасными.

В соседнем загоне корова только что родила. То есть буквально только что. Очаровательный белый теленок с двумя черными полосами на щеках — как будто заживший шрам от столкновения с пумой, все еще мокрый и не стоит на ножках, а у коровы выходит детское место. Как говорит Эрон, век живи — век учись; вот, например, сегодня я узнала, что именно корова делает с последом. Бр-р-р. Наверное, она поклонница Тома Круза. Правда, какая-то часть угощенья достается черному псу — по крайней мере, ему удается полизать кровь. И еще раз: бр-р-р. Но в остальном пес очень славный, и когда он подходит ко мне знакомиться, приходится его погладить, хотя морда у него еще вымазана красным.

Тем временем Армандо с двумя помощниками по одному загоняют буйволов на расположенные в конце коридора весы: большой ящик, у которого передняя и задняя стенки поднимаются и опускаются наподобие гильотины. Очень часто одновременно с буйволом, которого предстоит взвесить, на весы пытается протиснуться и тот, что идет следом за ним: очевидно, ужас перед одиночеством развит у них сильнее, чем клаустрофобия. Работники отгоняют второго криками и плетью, после чего дверь за животным опускается. Стрелка, немного подрожав, показывает вес, и, если он достиг требуемого значения, Армандо помечает буйвола белой краской, просовывая кисточку в щель ящика. Потом поднимается задняя стенка, и бедняга, стуча копытами, несется по бетонному спуску в загон и забивается в самый дальний угол. Некоторые буйволы в спешке спотыкаются, падают на колени и даже на бок и немного успокаиваются, только когда прижимаются боками к своим уже взвешенным товарищам. При этом они смотрят на нас, людей, так, будто знают, что скоро мы набросимся на одного из них и утащим прочь, как лев утаскивает добычу. Тысячелетие ушло у буйволов на то, чтобы усвоить, какого рода смерть ожидает их впереди, и я, сидя в сторонке, размышляю, на каком же витке эволюции они научатся бороться за свою жизнь и свободу.

Три четверти часа требуется Армандо на то, чтобы взвесить все стадо и выбрать тех, кого пора отправлять на бойню. Я стою, прислонившись к забору, и наблюдаю, как новорожденный беленький теленок пытается подняться на расползающиеся ноги, а мать нежно вылизывает его. Иногда я поворачиваюсь и смотрю на черную, блестящую, нервно переступающую группу буйволов; их копыта звонко постукивают по асфальту, хвосты мотаются из стороны в сторону, а при дыхании изо рта вырывается пар. Когда все они собираются вместе, работник распахивает ворота, и по грязной, подымающейся вверх по склону дороге буйволы бегут в хлев. Их сопровождают пастух в резиновых галошах и собака, но стадо и без них знает, куда идти. А потом мы с Армандо едем обратно в город, и я чувствую, как от меня опять пахнет скотным двором.

В этот вечер по телевизору, как по заказу, показывают «Желание», мою любимую серию из «Баффи». Правда, она переведена на испанский и продублирована, но мне это не мешает — я давно уже помню все диалоги наизусть. Серия эта вот о чем: Корделия Чейз, первая красавица старших классов, любит одного парня со странностями, но, когда тот влюбляется в другую, теряет его, а вместе с ним и всех своих друзей. Причиной своих несчастий Корделия считает Баффи Саммерс, истребительницу вампиров, и потому загадывает желание, чтобы та исчезла из их города. Демон мщения слышит это пожелание и немедленно его выполняет. И сначала все у Корди идет прекрасно: она опять становится самой популярной девушкой в школе и парни наперебой приглашают ее на свидания, но скоро выясняется, что в мире, где нет Баффи, жить не очень-то приятно.

Вот и я пытаюсь выяснить для себя: приятно ли мне жить в моем новом мире? Порой, когда я глажу собаку с измазанной кровью мордой, и вокруг меня буйволы, и я нахожусь в незнакомом прекрасном месте, мне кажется, что да. Но случаются и другие моменты, когда дело идет к вечеру и я просыпаюсь, а обеда ждать еще долго… И тогда я думаю: зачем я вообще приехала сюда и что здесь делаю?

На следующий день, 9 июля, в День независимости, в Буэнос-Айресе выпадает снег. Говорят, впервые за сто лет.

Честно сказать, его не очень много, а к вечеру он вообще превращается в грязь, но все утро с неба сыплются большие сказочные снежинки, и все местные жители совершенно зачарованы этим небывалым природным явлением. Я выхожу на улицу и обнаруживаю, что обычная жизнь остановилась: никто не ходит по магазинам и не сидит в кафе и куда-то исчезли все юркие черные такси. Люди стоят на тротуарах и с завороженными улыбками смотрят на небо. И дети, и взрослые высовывают языки, ловят на них снежинки, смеются, целуются, фотографируют и швыряют друг в друга горстями снега, потому что для настоящих снежков его не хватает.

Все они ведут себя так, будто земля вокруг покрыта толстым слоем сверкающего снега, а дома каждого ждут бутылка вина или чашка горячего шоколада, потрескивающий огонь в камине и мама или любимый человек — в зависимости от возраста.

Меня никто не ждет у камина. Но это не страшно. Зато много ли найдется девушек, которые могут сказать, что они видели снег в Буэнос-Айресе и сумели вскрыть для себя этот мир, как одним поворотом ножа вскрывают сустав?

Возможно, я просто недостаточно хорошо все обдумала.

Ну, то есть, поездка в Аргентину, конечно, имела смысл. В конце концов, у мясников — по крайней мере, у мясников из «Флейшера» — существует традиция заканчивать курс обучения путешествием в какую-нибудь мясную столицу. Эрон ездил в Испанию, Джош — в Ванкувер; Колин собирается поехать в Италию. Вот только непонятно, с какой стати я, растянувшись на четырех свободных креслах в среднем ряду, пытаюсь уснуть в самолете, летящем в Киев. На коленях у меня лежит чуть ли не полное собрание сочинений Исаака Бабеля. Я только что приняла таблетку снотворного и запила ее самым плохим вином, которое мне доводилось пробовать в жизни. Могла бы и догадаться, увидев на этикетке текст на кириллице, из которого я не смогла прочитать ни слова.