Дар страха. Как распознавать опасность и правильно на нее реагировать - Гэвин де Беккер

Знание того, как люди оценивают риск, которому подвергаются, помогло мне лучше понять, почему так много женщин остается со своими жестокими мужьями. Как я понял из своего детского опыта, связанного с насилием, многих из этих женщин так часто избивали, их механизм страха притупился до такой степени, что они спокойно относятся к опасности, которую другие считали бы чрезвычайной. Они больше не связывают мысленно насилие и смерть. Одна женщина, которая была в приюте, а потом вернулась к своему мучителю, дает нам хороший пример: однажды поздно ночью она позвонила в приют и спросила, может ли она вернуться. Как всегда, первым вопросом, который задал ей психолог-консультант, было: «Вы сейчас в опасности?» Женщина сказала: «Нет». В ходе разговора она добавила, как бы между прочим, что ее муж находится снаружи с пистолетом в руках. Но разве минутой раньше она не сказала, что находится в безопасности? Она считала бы себя в опасности только в том случае, если бы муж с пистолетом был в той же комнате или приставил пистолет к ее голове.

Как можно считать, что избиение — не повод для ухода? Когда человека избивают и заставляют не сопротивляться — это особенная травмирующая форма издевательства, потому что она лишает жертву инстинктивной реакции самозащиты. Если лишить человека самого естественного инстинкта, он (или она) неизбежно придет к выводу, что не достоин защиты. Состояние, когда избивает «любимый», создает конфликт между двумя инстинктами, которые не должны конкурировать: инстинктом, требующим оставаться в безопасной среде (семье), и инстинктом, требующим бежать из опасной среды. И при отсутствии конкретных вариантов бегства в этих «качелях» побеждает инстинкт остаться. Чтобы стронуть с места кривые «качели», потребуется больше энергии, чем осталось у большинства жертв.

На несчастных женщин логика, как правило, не действует, поэтому убеждать их нужно с помощью эмоций, а не статистических данных или нравоучений. Я многократно пытался уговорить женщин порвать с мужчинами отношения, основанные на насилии и жестокости, и своими глазами видел их страх и сопротивление. Я вспоминаю длинный разговор с Джанин, тридцатитрехлетней матерью двоих детей, которая показала мне сделанные полицейскими фотографии ран, полученных ею в результате одного из многочисленных избиений. Она очень хотела рассказать мне об издевательствах, которым ее подвергал муж, но также хотела оправдать его. Хотя в последний раз он сломал ей три ребра, она снова хотела вернуться к нему. Я спросил ее, как бы она поступила, если бы ее несовершеннолетнюю дочь избил бойфренд. «Ну, я, наверное, убила бы парня, но одно я знаю точно: я бы сказала, что она никогда его больше не увидит».

«В чем разница между вами и вашей дочерью? — спросил я. Джанин, у которой быстро находилось объяснение любого аспекта поведения ее мужа, не нашлась, что ответить. Тогда я ответил за нее:«Разница в том, что у вашей дочери есть вы — а у вас нет вас. Если вы не уйдете как можно скорее, то у вашей дочери тоже вас не будет». Мой аргумент нашел отклик у Джанин, потому что в нем была правда: она действительно утратила часть себя, ту часть, которая отвечала за самосохранение. Она почти лишилась этого инстинкта еще в детстве, а муж выбил его окончательно. Однако в ней сохранился инстинкт защиты собственных детей, и ради них она, в конце концов, смогла уйти от мужа.

Несмотря на то что многие подвергшиеся семейному насилию женщины не рассматривают уход как приемлемый вариант, я считаю, что когда женщину избили в первый раз, она — жертва, а когда во второй — доброволец. Каждый раз после телепередачи или выступления, в которых я высказываю эту мысль, я слышу с разных сторон, что я не понимаю динамику насилия, не понимаю «синдром». На самом деле у меня есть глубокое, основанное на личном опыте, понимание синдрома, но я никогда не упускаю возможность подчеркнуть, что оставаться в такой семье — это собственный выбор. Тем, кто утверждает, что это не так, я задаю вопрос: когда женщина в итоге уходит, это — ее выбор или существует синдром, который объясняет, что уход также не является добровольным? Я убежден: женщина должна понимать, что остаться — это ее выбор. Лишь в этом случае она будет рассматривать уход тоже как выбор и возможный вариант.

Опять же, если мы сбрасываем роль женщины со счетов, отказывая ей в выборе, тогда что говорить о мужчине? Можем ли мы ссылаться на его детство, на его незащищенность, на его неустойчивое самосознание, на пагубную привычку командовать и утверждать, что на его поведение также влияет синдром и поэтому он не имеет выбора? Поведение любого человека можно объяснить влиянием прошлого, но это его не оправдывает. Мужчин, которые издеваются над своими женами и подругами, нужно призвать к ответственности.

При этом, кого бы мы не обвиняли, ответственность должны нести представители обоих полов, особенно если затронуты интересы детей. Оба родителя наносят свои детям огромный вред (больший вред наносит мужчина, но все равно — оба родителя). Дети учатся на примерах, и если мать терпит избиения со стороны отца, то, скорее всего, будет терпеть и дочь. Соответственно, если отец пускает в ход кулаки, то очень вероятно, что так же поведет себя и сын.

Хотя мне известно, что убежденные, конструктивно мыслящие люди хотят объяснить общественности, почему так много женщин остается с насильником, я предпочитаю остановиться на том, почему так много женщин уходит. Хелен Келлер[7]. женщина, попавшая в другую ловушку, сказала: «Несмотря на то что мир полон страданий, он так же полон теми, кто преодолел страдания».

* * *

Многие насильники также контролируют деньги, давая супруге очень ограниченный доступ к банковским счетам или даже к финансовой информации. Некоторые контролируют распорядок дня женщин, не дают ключ от машины, следят за покупками, за выбором одежды, за выбором подруг. Такой мужчина в начале отношений может быть благожелательным диктатором, однако со временем он превращается в злого диктатора. И еще один поворот: он раздает наказания и награды непредсказуемо, в любой день, в любую секунду он может быть великодушен и благороден, как будто в первые дни после свадьбы, и этим удерживает женщину, давая ей надежду. Делает ли он все это по злому умыслу? Нет, так он пытается сохранить любовь. Дети, которые не учатся ждать и принимать любовь естественным способом, становятся взрослыми, которые находят другие способы добиться ее.

Контроль может действовать какое-то время, даже очень долгое время, но затем он перестает работать, и мужчина начинает накалять ситуацию. Он пойдет на все, чтобы сохранить полный контроль над женой, но жена меняется, и это причиняет ему страдания. К этому случаю хорошо подходит буддистское определение человеческих страданий: «Цепляться за переменчивое». Когда мужчины в таких ситуациях не могут разобраться в себе и не консультируются с психиатрами, насилие становится одним из вариантов продолжения отношений. Эти мужчины идут на риск: насилие может закончиться убийством. Но, как сказал Карл Юнг: «Когда ситуация внутри не воспринимается, снаружи она кажется судьбой».