"Волкодавы" Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - Юлия Нестеренко

— Какой еще, к черту, дворец! — ругается Петров. — Я надеюсь, что их черные души уже на пороге ада!

Зимний день угас: возвращаемся в пещеру уже по темноте, тропа еле видна под ногами. Погода заметно портится, ледяной ветер нагоняет в ущелье целые стада беременных снегом туч.

Ночью грянул норд-ост. Прилетевший с холодных заволжских степей ветер выл и стенал за порогом нашего жилища, словно стая сорвавшейся с цепи нечистой силы. Он принес с собой пургу, и снежный заряд обрушился на Кавказ, за несколько часов покрыв горы почти метровым слоем снега. Вход в пещеру завалило, но мы не торопились выбираться наружу, откопав только небольшие отдушины для доступа воздуха. Несколько раз Лагодинский пытался связаться с нами по рации, но жуткие помехи напрочь забивали эфир. Впрочем, все равно никакое подкрепление до нас по такой погоде не добралось бы. Температура на воле упала на пятнадцать градусов ниже нуля, а может, и на все двадцать.

— А может, и на все двадцать пять, — шмыгнул покрасневшим носом Пауль. После купания в ледяной воде он жутко простудился и кашлял не переставая. Похожий на капусту, закутавшись во все, что только можно, поэтому лишь нос торчал из вороха теплой одежды, он тем не менее жутко мерз.

— Ты прямо как фриц в окопе под Сталинградом, — подсмеивался над ним майор.

— А я и есть фриц в окопе, — пробурчал Пауль. — Хотя, скорее, я в теплом блиндаже. А наши там действительно замерзают посреди холодной степи.

— Все-таки опять «наши»! — всплеснул руками Петров. — Уж фашисты его чуть на кусочки не порезали, а он все равно твердит «наши». Пора уже обрести пролетарскую сознательность и решить раз и навсегда, кто такие ваши-наши. Вспомни, что Ленин говорил о пролетарском интернационализме и о поражении в войне своего отечества. Он, правда, по поводу Первой мировой войны говорил, но эти слова актуальны и поныне.

— А ты вспомни, что Сталин сказал, — вежливо, но твердо перебил его Гюнтер. — Он считает, что война идет не против немецкого народа, а против фашизма. И мы так считаем, поэтому и согласились сражаться на вашей стороне. И мы искренне надеемся, что и вы так считаете.

— Да уж разумеется, мы согласны с товарищем Сталиным, — покачал головой Чермоев. — Но как вспомнишь этих ублюдков, убивших нашего боевого друга! Легкой все же смертью умерли эти гады, от пули, раз — и все! А надо бы заставить за каждую каплю его крови… эх!

Толстый дубовый сук с оглушительным треском переломился в мускулистых руках капитана.

— Неужели вы бы поступили с эсэсманами так же, как они поступили со Славиком?! — вздрогнул Кристиан и испытующе взглянул на чеченца.

Тот раздраженно швырнул обломки палки в костер, заставив взвиться целый сноп искр.

— Тише, тише, уйми свой пыл! — махнул на него рукой командир. — Ты нам сейчас пожар устроишь. А ты, Крис, не говори ерунды. Мы не фашисты, чтобы даже думать о таком способе мести, верно, Асланбек?

— Если они убьют мою сестру, я буду мстить им по законам гор! — хрипло пообещал Асланбек.

Пауль вновь жутко раскашлялся. Я снял с остывающих углей жестянку с травяным чаем и протянул ему. Медленными глотками он выпил теплый напиток, и я заботливо закутал его в одеяло. Что бы ни говорил этот парень насчет «ваши-наши», но он фактически спас всех нас вчера!

— На следующий день, когда основной удар стихии миновал, все же решаемся выйти наружу. Буквально неподалеку нами спрятана туша второго архара, и его мясо смогло бы существенно обогатить наш рацион.

Идти практически невозможно, тяжесть наших тел проламывает тоненькую корочку наста, и мы проваливаемся в пушистый снег почти по пояс.

— Горных стрелков в таком случае выручают лыжи, но где их взять? — сожалеет Гюнтер.

— А что, если сделать аджарские лыжи — тхеламури?! — находит выход Ахмет. Он жил на самой границе с Грузией и видел, как местные делают своеобразные снегоступы. Когда тхеламури были готовы, я заметил, что североамериканские индейцы делают нечто подобное — эти изделия отдаленно напоминают ракетки для большого тенниса — из гибкой ветки делается каркас, напоминающий по форме каплю, и переплетается, как сетка. Все это привязывается к ногам, ваш вес распределяется на большую площадь опоры, и вы больше не проваливаетесь в снег. Конечно, кататься на них нельзя, только ходить.

Надев на ноги тхеламури, мы выбрались из пещеры. Ветер уже перестал быть штормовым, но все равно остается достаточно резким, его порывы швыряют нам в лицо пригоршни колючих снежинок. Закрывая от них руками лица и пригибаясь почти к самой земле, мы продвигаемся к нашему тайнику.

— Я вот думаю, только бы волки тушу не тронули, — размышлял вслух Гюнтер. — А если, не дай бог, эти твари уже сожрали нашего барана…

— Тогда нам точно придется голодать в холодном снежном кольце так же, как тем гренадерам из шестой армии, — пробормотал я себе под нос по-немецки, но фельдфебель все равно услышал мои слова.

— Да, скоро большевики управятся с Паулюсом, освободят себе руки, и здесь, на Кавказе, вермахту придется несладко. Надо отводить войска, а Гитлер Упорно цепляется за каждый клочок, — раздраженно отозвался он. — А я думаю так, если откусил кусок, который проглотить не в состоянии, то лучше выплюнь, пока не подавился.

— Но может, они все-таки прорвутся из кольца?

— Как бы в такое же кольцо не попали и наши войска на Кавказе, — бурчал фельдфебель. — По мне, лучше бы все произошло примерно так: оставшиеся диверсанты пусть вернутся в абвер и сообщат, что отряд Шмеккера геройски погиб, а вместо него в горах действуют переодетые в немецкую форму ребята из местных фольксдойчей-коммунистов. Наши семьи будут скорбеть о нашей гибели, но зато гестапо не посмеет обрушить репрессии на их головы. Прекратится радиоигра, которая, как ни крути, наносила определенный вред вермахту, дезинформируя командование относительно истинного положения дел на Кавказском направлении. Но если диверсантам удастся вернуться назад, абвер наконец узнает правду о нежелании вожаков местных повстанцев сотрудничать с немцами. Возможно, это повлияет на решение командования отвести войска с Кавказа и спасет находящихся здесь немецких солдат от горькой участи сталинградцев. Да, этот вариант определенно устраивает и нас, и оставшихся в живых диверсантов.

— Тихо! — прервал нас Ахмет. — Как по-вашему, что это за звук?

Все трое насторожились и повернули головы. Сквозь завывание ветра действительно доносился какой-то слабый звук, напоминающий стон.

Мы пошли в направлении этого звука и буквально через полтора десятка метров натолкнулись на лежащего в яме под корнями поваленной сосны человека. Увидев нас, он дрожащими руками поднял пистолет и направил его себе в голову. Сухо щелкнув, пистолет дал осечку. Мы знали, что, боясь плена, диверсант оставил последний патрон для себя, нас ведь тоже в свое время на это настраивали.

— Что это ты задумал, парень! — прикрикнул на него Гюнтер и выхватил оружие из ослабевших рук.