Мир до и после дня рождения - Лайонел Шрайвер

— Похоже, он ударил тебя другим способом.

— Он убил меня, сказав, что обожает. Лоренс замечательный человек. Видимо, я об этом забыла. Все было бы проще, не будь он таким прекрасным человеком.

— Я тоже прекрасный человек, — многозначительно напомнил Рэмси.

— Знаю. Мне чертовски плохо, правда. Все так несправедливо. Нас так мало. Знаешь, я испытываю неловкость богатого человека. Кажусь себе слишком жадной. Другая женщина чувствовала бы себя просто обиженной, но я стараюсь взять на себя большую долю вины, чем, возможно, мне положено.

Она неожиданно склонила голову, прислонившись виском к его плечу. Белая рубашка оказалась влажной; видимо, в свете прожекторов было жарко. Словно стараясь успокоить пугливое животное, Рэмси обвил ее рукой и прижал голову к своей шее. Затем он замер, будто желая дать передышку нервной лошади, позволяя привыкнуть к навалившемуся на нее весу, прежде чем положить сверху седло.

— Звучит, конечно, глупо, — пробормотала Ирина в расстегнутый ворот, — но я люблю его. — Она должна кому-то в этом признаться, пусть и самому неподходящему человеку.

— Я знаю, — сказал Рэмси, и она поразилась тому, что не один мускул его не дрогнул, он воспринял это мужественно, как пулю, предназначавшуюся президенту.

— Мне понравилось смотреть, как ты играешь, — прошептала она. — Так приятно, что ты победил.

— А мне нет.

— Но тебе не может быть неприятно побеждать.

Рэмси ухмыльнулся:

— Ты чертовски чувствительна.

— А ты чертовски ловко все проделал. Просто разгромил О’Салливана.

— Его несложно просчитать, — сказал Рэмси и опять закрыл глаза.

— Значит, он похож на тебя.

— На меня. В прошлом.

— Тебе было непросто. Играть так осторожно.

— Ронни прошел мимо меня на конференцию и пронзил меня взглядом, словно кинжал всадил. Сказал, что я играл как старушка.

Воздух наполнился обычной послематчевой болтовней, словно эти двое были заняты «разбором полетов». Не сказать, что это было привычно. Но легко.

Подкативший к входу белый лимузин вернул Ирину во времена детства, когда в ее семье действовал близкий О’Салливану принцип «все или ничего». Уроки матери денег не приносили, единственным источником доходов были концерты отца. Когда похожая белая громадина подплывала к их старому дому в Верхнем Вест-Сайде, чтобы отвезти отца в аэропорт к пяти утра, она печально смотрела в окно, досадуя, что еще слишком рано и никто из друзей не видит этого великолепия. Став старше, она разделяла сетования матери по поводу того, что на студии могли бы вызвать отцу такси, а остаток выделенных на транспортные расходы средств вписать в чек, что очень помогло бы им оплатить аренду в следующем месяце. Лимузин, по сути, ничем не отличался от обычного автомобиля, у него были проблемы с маневренностью и преодолением поворотов; если богатство дает подобные преимущества, то оно не так уж и важно. Ирина ничего не могла с собой поделать, но ей была приятна шумиха вокруг Рэмси, однако она не испытывала желания поддаваться этому впечатлению.

Будто пытаясь продемонстрировать другие преимущества богатства, лимузин проехал полмили вдоль побережья и остановился у отеля «Ройял Бат». Ирина с грустью смотрела на белый песок на пляже, переливавшийся при ярком лунном свете, что было видно даже сквозь тонированные стекла автомобиля. Насколько более романтично было бы прогуляться, взявшись за руки, по берегу залива. Но Рэмси предпочитал находиться в отдалении от суетной толпы и приветствовал все проявления роскоши.

Испытывающая дискомфорт в стильных, современных интерьерах дома Рэмси, Ирина порадовалась выбору гостиницы: она была старой. Белый и сверкающий, как пляж, отель принадлежал ушедшей эпохе купальных костюмов до колен и зонтиков и казался одним из тех заведений, где всегда уместно подавать чай. Впрочем, вечер не вполне располагал к чаепитию.

Сотрудники отеля кинулись наперебой поздравлять Рэмси с победой над О’Салливаном, тщетно пытались предложить понести футляр с кием. К людям, недостойным прикасаться к его святыням, относилась и Ирина. Дениз, несомненно, играла другую роль в их отношениях.

Рэмси провел ее в огромный номер люкс на последнем этаже, выходящий окнами на залив. Оглядев помещение, она провела рукой по шелковым кисточкам на подхватах штор, подошла к столику красного дерева с изображением райских птиц с лежащей на нем поздравительной открыткой.

Извинившись, она направилась в ванную комнату, вымыла руки и вытерла их пушистым белым полотенцем. Тканевая шторка для ванны была расшита нитками в цветовой гамме отеля, каким он казался с пляжа. Роскошь отеля не соответствовала нечистоплотному занятию Рэмси. Однако, с каких низов ни поднимались бы спортсмены, в настоящем уровень их жизни был очень высок.

Когда она вернулась в гостиную, Рэмси уже скинул жилет и вытащил из мини-бара две бутылочки шампанского, цена которого, как указывалось на лежащей на холодильнике карточке, составляла пятнадцать фунтов. Это уж слишком.

Рэмси подошел к кровати и расстегнул несколько пуговиц рубашки, открыв мускулистый торс. Женщины, как правило, падали в обморок от его вида, но Ирина смотрела словно завороженная, а потом осторожно прикоснулась к нему рукой. Сливочного цвета телом без намека на растительность он походил на мальчика из школьной команды по плаванию. Ирина скинула теннисные тапочки и упала на огромный матрас. Рэмси проводил ее взглядом и принялся наливать шампанское в бокалы для воды, будто это была диетическая кола.

— Ты приехала без вещей? Не захватила ничего, чтобы переодеться?

— Откровенно говоря, — смущенно пробормотала она, — я сейчас с удовольствием все бы сняла.

— Я прослушал твои сообщения, — продолжал Рэмси. — Из них я понял, что ты ушла от Лоренса, а не просто отпросилась на выходные. Или я ошибаюсь?

— Нет, — нахмурилась Ирина. Зачем в такой момент он ищет неприятности?

— Тогда где твой чемодан? Если все так, как я предполагаю, у тебя должен быть весьма объемистый багаж.

Ирина отвела взгляд:

— Лоренс был дома. Я не могла заставить его смотреть, как собираю чемодан — укладываю им постиранную и разложенную одежду. Мне стало его жаль.

— Разве не так все должно было происходить? Ты от него уходишь, не взяв даже запасные трусы, ты оставила ему надежду. «Не переживай, дорогой, я скоро вернусь». Если бы он увидел, что ты собираешь вещи, он бы все понял. Теперь он решит, что ты будешь бегать туда-сюда всякий раз, когда тебе понадобится шампунь.

— Я могу купить шампунь, — резко произнесла Ирина, обнимая поджатые к груди колени.

— Ты так беспокоишься об этом ботанике? А меня тебе не жалко?

Ирина так сильно нахмурила лоб, что, останься она в таком положении чуть дольше, у нее непременно заболела бы голова.