Морской змей - Татьяна Воронцова

Не сдержавшись, Лиза истерически расхохоталась, чем вызвала недоумение Венсана, появившегося в дверях с куском сыра в одной руке и бокалом вина в другой. Вдохновение! Оплодотворение! Продолжая хохотать как полоумная, она швырнула в него Юнгом. Он успел поймать книгу, но облился вином.

– Будь ты проклят! – стонала Лиза. – Я шагу не могу ступить без того, чтобы ты не пристроил это на какую-нибудь полочку и не снабдил бирочкой. Ты солдафон или психоаналитик?

– Смотри, что ты сделала, – укоризненно сказал Венсан, разглядывая пятно на своей футболке. – Между прочим, красное вино не отстирывается.

Она посмеялась от души – что да, то да. Но не согласиться с утверждением «черного принца темных закоулков», как назвал его Робертсон Дэвис, конечно же, не могла. Мэтр, как всегда, попал в самую точку. Ритуальная магия... обряды, пробуждающие самые древние слои коры головного мозга...

Венсан вновь подозвал официанта. «Еще кофе, месье?» – «Да, два кофе и лед для дамы. Она была так неосторожна... досадное недоразумение, да».

– А ты? – спросила Лиза чуть погодя, когда суета с кофе и льдом наконец улеглась. – Разве ты не хотел, чтобы я родила этого ребенка? Или мне показалось?

– Все эти дни... – проговорил он и умолк. Помолчал, собираясь с силами. Алкоголь не оказывал на него абсолютно никакого воздействия. – Все эти дни я только и думал, как спасти его. Что можно сделать? Запереть тебя где-нибудь в глухой провинции, посадить под замок, кормить, поить и выгуливать, как собачонку, до тех пор, пока не придет время родить. Потом найти ребенку кормилицу, а тебе – камень на шею и в воду. Но ведь ты такая стерва, нарочно доведешь себя до истерики, произойдет выкидыш... В общем, я все думал и думал, все прикидывал так и эдак и наконец понял, что ничем не могу помочь своему ребенку, пока он находится внутри тебя. Он должен родиться, чтобы я начал ему помогать. Это открытие чуть меня не убило. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным.

Лиза молча слушала эту исповедь, и по спине у нее струился холодный пот. Не зря ей казалось, что он способен на многое. Да, парни с такими глазами...

– Только благодаря тебе я по-настоящему возненавидел современных женщин, с их феноменальной безответственностью, стремлением к легкой жизни и всей этой чудовищной bric-?-brac[82]в голове. Эмансипация... – Венсан брезгливо передернул плечами. – Все равно что дать в руки идиоту гранатомет.

– Прекрати! – взмолилась Лиза. – Я начинаю тебя бояться.

– Наконец-то! – Он мрачно усмехнулся. – Но только ты врешь. Ни черта ты не боишься, тебе попросту не хватает ума. Ты не веришь, что мужчина способен объявить тебе войну и выйти из нее победителем. Как же, ведь мы живем в двадцать первом веке! А победительницей могла бы стать ты... да, могла. Но твоя беспросветная тупость помешала тебе понять, когда и как. Женщина в принципе создана доминировать в браке. Умная женщина, которая не восстает против своей природы, а принимает ее и намывает из грязи золотой песок.

– Где ты этого нахватался?

– Ну вот, начинается... Откуда этот менторский тон? Мне что, в самом деле взять ремень и поучить тебя, как малолетку?

– Оплодотворяющее колдовство, – пробормотала Лиза. И опять затряслась от смеха, как тогда, во время чтения книги. – Но ты уже сделал это. Оплодотворил меня. Можно ли сделать больше?

– Пошли отсюда, – проговорил он шепотом, глядя на нее своими дымчато-зелеными глазами, горящими от ярости и вожделения. – Пойдем домой.

– Ты хочешь разобраться со мной без свидетелей?

– Да. – Он встал и взял ее за руку. – Пошли.

Почувствовав, что он входит в нее снова, она застонала, но это был не стон-протест, а стон-призыв. Ласковые руки Венсана легли на ее бедра, приподняли, повернули. Уже зная, чего он ждет от нее, она послушно расслабилась, раскрылась и, отбросив последние остатки робости, или скромности, или черт знает чего еще, позволила ему ворваться в ее лоно, как в ворота осажденного города. Низложить, покорить. Научить получать удовольствие от своей рабской доли. А чуть погодя – смена ролей. Господин становится рабом и позволяет распинать себя на кресте, доводить до беспамятства долгими любовными пытками. Умело согласовывая ритмы своего и ее дыхания, он дарил ей оргазмы такой невиданной силы, что ее выбрасывало прямиком в астрал, а потом рассеивало звездной пылью по необозримым просторам Вселенной. Это был его собственный путь левой руки, его собственная тантрическая йога.

Акт сексуального соединения как фактор развития духа и вынашивания идей есть источник всех наук, всех искусств, всех знаний, которые нужны духу как пища[83]. Есть вещи, которые начинаешь понимать, только применяя их на практике, пробуя на собственной шкуре.

Но как же трудно переступить через хладные трупы своих привычных убеждений! Даже если понимаешь, что они уже окончательно дискредитировали себя, доказали свою полную несостоятельность. Даже тогда...

– О, я не могу! – воскликнула она, зная, что это неправда. – Я больше не могу...

– Можешь. Не может только твоя глупая голова. А тело не только может, но и хочет. Я чувствую.

– Мучитель, – прошептала Лиза.

Он выхватил у нее из-под головы подушку и подсунул ей под ягодицы.

– Уж не знаю, сколько мужчин побывало здесь до меня, но ни один, похоже, не договорился с начальником стражи.

– Должен был прийти ты, сэр Галахад.

Потом они заснули, не разжимая объятий, и проспали до самого вечера. Когда Лиза открыла глаза, за окном было уже темным-темно. Венсан лежал на спине, похожий на божественного юношу Диониса, пресытившегося любовью пьяных менад. Покусывая зубами его соски, Лиза нетерпеливо дожидалась его пробуждения, чтобы опять оказаться растерзанной, обезличенной, стертой в порошок.

Он опрокинул ее на спину, держа за горло. «Что будет, – спросила она себя, – если я вздумаю сопротивляться?» Хотелось бы ему овладеть сопротивляющейся женщиной? Герой приходит и добывает в бою корону и королеву в придачу. Королева как символ захваченных земель.

– Fais-moi mal, Wensan ...[84]– шепчет она чуть слышно.

Несколько секунд он пристально всматривается в ее лицо, желая убедиться в том, что она отдает себе отчет в своих словах. Что она не шутит и не поддразнивает его, как бывало. Но нет, на лице ее написано только смиренное ожидание, без намека на коварство. Зависнув над ней ненадолго, он касается поцелуем ее лба в «точке белого света» между бровей, затем раздвигает коленом ее бедра, медленно входит в нее, причем напор возрастает по мере погружения, и одновременно с силой сжимает ее пальцы.