Афганец - Фредерик Форсайт

Наверное, Сулейману сообщили, что Афганец заслуживает доверия, но он всё равно не отпускал спутника ни на шаг. Возможно, араб хотел уберечь подопечного от ошибок, которые тот мог совершить по неопытности или вследствие простодушия; возможно, годы пребывания в «Аль-Каиде» научили его не доверять никому — во всяком случае, бдительности он не терял никогда, даже во время молитвы.

Аэропорт Лабуана заметно отличался от собрата в Карачи — маленький, чистый и тихий. Мартин не имел ни малейшего представления, куда они отправятся дальше, но подозревал, что другого случая передать записку, скорее всего, не представится, и рассчитывал на удачу.

И судьба подарила ему такой шанс на тротуаре у выхода из зала. По-видимому, Сулейман получил очень детальные инструкции и выполнял их с чёткостью солдата и уверенностью бывалого путешественника. Мартин не знал, что за спиной у его сопровождающего десять лет работы на «Аль-Каиду», причём в таких далеко не спокойных странах, как Ирак и Индонезия. Не знал Мартин и того, на чём специализируется Сулейман.

Выйдя на улицу из здания, служащего одновременно и залом для прибывающих, и залом для улетающих, араб остановился, и как раз в этот момент рядом притормозило такси. Дверца открылась, и пассажиры вышли на тротуар.

Их было двое, и Мартин сразу уловил английский акцент. Крупные, мускулистые парни в шортах и цветных пляжных рубахах, они обливались потом под палящим солнцем. Пока один расплачивался с водителем малайзийскими ринггитами, другой доставал из багажника вещи. Случай свёл Мартина с аквалангистами, делавшими репортаж о коралловых рифах Лабуана по заказу британского журнала «Спорт дайвер».

Справиться в одиночку с четырьмя сумками, в которых хранились не только одежда, но и снаряжение для подводного плавания, было нелегко, и, прежде чем Сулейман успел сказать хоть слово, Мартин помог аквалангисту перенести сумки на тротуар. При этом он успел опустить записку в боковой кармашек рюкзака.

— Спасибо, приятель, — поблагодарил британец, и парни, закинув за плечи рюкзаки и взяв в руки сумки, зашагали к входу в зал аэропорта. Перелёт их ждал долгий — сначала до Куала-Лумпура, а уже оттуда, после пересадки, в Лондон.

Забравшись в освободившееся такси, Сулейман попросил водителя-малайца отвезти их в доки. Здесь наконец путешественников встречали. Человек, вышедший из офиса торгового агентства, не привлекал к себе ненужного внимания длинной бородой или необычной одеждой. Как и прибывшие, он был такфиром. Представившись мистером Лампонгом, он отвёл гостей на пришвартованный у стены бухты пятидесятифутовый теплоход. Через четверть часа они вышли в море.

Держась на скорости десять узлов, катер развернулся на северо-восток, в сторону Кудата, ворот в море Сулу и служащую прибежищем для террористов филиппинскую провинцию Замбоанга.

За спиной осталось долгое, изматывающее, почти без сна путешествие через полсвета. Море легко покачивало теплоход. Прохладный ветерок освежал лицо. Вскоре оба пассажира уснули. У руля стоял человек из террористической группировки Абу Сайяфа. Он знал путь. Солнце опустилось за горизонт, и ночь не заставила долго себя ждать. Судно пробиралось сквозь мрак, мимо огней Кудата, через пролив Балабак и невидимую границу, за которой начинались филиппинские территориальные воды.

Мистер Вей справился с поручением досрочно и уже возвращался на родину, в Китай. Путь был неблизкий, но он по крайней мере находился на китайском судне и ел нормальную китайскую пищу, а не ту дрянь, что поглощали в своём лагере морские разбойники.

Что будет с переделанным им кораблём дальше, мистер Вей не знал, и это его, по правде говоря, не заботило. В отличие от головорезов Абу Сайяфа и двух-трех индонезийцев, которые молились ежедневно по пять раз, Вей Вин Ли принадлежал к триаде «Змеиная Голова» и не молился никому и ничему.

Результатом его трудов стала точная, до мельчайших деталей, копия «Графини Ричмондской», созданная из корабля подобного размера, тоннажа и форм. Он не знал названия оригинального судна, как не знал и имени двойника. Китайца вообще не интересовало ничего, кроме толстой пачки американских долларов, полученных в лабуанском банке со счёта, открытого покойным мистером Тофиком Аль-Куром.

А вот капитан Маккендрик молился. Пусть и не так часто, как полагается. Воспитанный в доброй ливерпульско-ирландской католической вере, он держал на мостике статуэтку девы Марии, а в каюте на стене у него висело распятие. Перед выходом в море Маккендрик всегда молился за успешное плавание, а по возвращении не забывал поблагодарить бога за благополучное возвращение.

Местный лоцман уверенно провёл «Графиню Ричмондскую» между коварными отмелями и доставил к причалу Кота-Кинабалу, бывшего колониального порта Джесселтон, где британские торговцы во времена до изобретения холодильников наливали сливочное масло на хлеб из маленьких кувшинов.

Капитан Маккендрик ещё раз вытер лицо и шею клетчатым платком и поблагодарил лоцмана. Теперь он мог наконец закрыть все двери и иллюминаторы, включить кондиционер и насладиться прохладой. А для полного удовольствия выпить холодного пива. Капитан Маккендрик планировал, как утром избавится от балласта и займётся погрузкой. Если повезёт с погрузочной командой, то уже к вечеру следующего дня «Графиня Ричмондская» сможет выйти в море.

Два британца-аквалангиста после пересадки в Куала-Лумпуре оказались на борту лайнера «Бритиш эйруэйз», следующего в Лондон, а так как рейс этот не является «сухим», то вскоре они, поглотив изрядное количество пива, погрузились в глубокий сон. Полет продлится двенадцать часов, но семь самолёт нагонит на разнице во времени, а потому в Хитроу он приземлится на рассвете. И всё это время рюкзаки со снаряжением пролежат на полке у них над головами.

В рюкзаках лежали маски, костюмы, ласты, регуляторы, шапочки и прочее, за исключением ножей, которые пришлось сдать в багаж. А ещё в кармашке одного рюкзака лежала посадочная карта.

Работая при свете прожектора, установленного на висящей над кормой платформе, опытный маляр выводил последнюю букву названия пришвартованного к деревянному причалу корабля. На его мачте безжизненно болтался флаг британского торгового флота — красное полотнище с изображением государственного флага Великобритании в верхней левой четверти.

По обе стороны от носа и на корме белели слова «Графиня Ричмондская». На корме их дополняло ещё одно, выведенное ниже — «Ливерпуль». Закончив, маляр спустился на землю. Прожекторы мигнули и погасли. Трансформация завершилась.

На рассвете замаскированное под рыболовецкий сейнер судно медленно вошло в узкий залив. На нём прибыли два последних члена нового экипажа бывшей «Звезды Явы». Экипажа, которому предстояло вести её в последнее плавание.

Погрузка началась на рассвете, пока воздух ещё хранил ночную прохладу. Через три часа солнце снова разогрело его до температуры, которая более привычна для сауны. Краны в доке давно отслужили своё, но грузчики дело знали, и перевязанные цепями бревна исправно опускались в трюм, где их принимала обливающаяся потом команда.