Франция. По следу Сезанна - Питер Мейл

Они ехали на восток по шоссе Д17, а слева возвышалась гора Сен-Виктуар: ее склоны уже тонули во мгле, а на вершине еще розовел последний отблеск заходящего солнца. А потом без всякого предупреждения все вокруг погрузилось в темноту. Они отъехали от Экса всего на несколько миль, но не видели здесь никаких признаков жилья, если не считать крошечных огоньков дальних ферм. Машин на дороге почти не осталось: им попался только одинокий трактор, возвращающийся домой, да еще пара машин пронеслась навстречу. Сзади, на большом расстоянии виднелись фары какого-то попутчика, который в отличие от большинства французских водителей не стремился сократить дистанцию.

* * *

Параду удовлетворенно откинулся на спинку сиденья. Вот так-то лучше. Здесь, в глуши, он наверняка не упустит своего шанса. Сначала он собирался просто догнать их, столкнуть с дороги и воспользоваться пистолетом, который давно уже жег ему подмышку, но профессиональная осторожность возобладала. Раз они не взяли багаж, значит, едут недалеко. Скоро они должны остановиться, и тогда он начнет действовать.

* * *

— Сайрес, а вы уверены, что это та дорога? Вряд ли в такой глуши отыщется хороший ресторан, а Францен любит поесть. — Андре снизил скорость перед крутым поворотом.

— Он сказал, что на Д17 должен быть указатель. Смотрите, что это там впереди?

Скоро они разглядели деревянный столб с прибитой к нему сине-красно-белой вывеской: «„Фиакр“. Lе раtronmangeici»[63]. Стрелка указывала на узкую дорожку, больше похожую на тропу. Сайрес облегченно вздохнул.

В конце дорожки путешественников ждал приятный сюрприз, который большинство французов восприняли бы как должное: небольшой, симпатичный и — судя по количеству машин на стоянке — очень популярный ресторан посреди глуши. Он располагался в скромном двухэтажном здании, покрытом розовой crépis[64]: французы так любят ее, что часто кладут даже на натуральный камень. Домик, хоть и скромный, был в отличном состоянии, по фасаду его густо оплетал виноград, а широкая терраса со столиками выходила в залитый электрическим светом садик с кипарисами, олеандрами и древней, сморщенной оливой.

— Прошу прощения, Сайрес, — сказал Андре, с трудом нашедший свободное место для машины. — Я был неправ. Ресторан выглядит более чем серьезно.

Несколько голов повернулись в их сторону, а они сразу же заметили на террасе Францена: он был погружен в разговор со статной женщиной в сером платье, красиво оттеняющем ее седеющие волосы.

— Вот они, — обрадовался Сайрес. — Ну что, скрестим пальцы на удачу и пойдем?

* * *

Неслышно ступая, из темноты появился Параду. В руке он нес сумку с оружием. Машина осталась на обочине трассы. Он огляделся, спрятавшись за стволом кипариса, и был разочарован увиденным. Слишком много света и людей. Правда, есть еще машина, и с ней можно поработать. Он отправился на парковку и там отыскал голубой «рено».

На террасе их с улыбкой встретила кругленькая, невысокая женщина в джинсах и белой рубашке. Свернутым в трубку меню она пыталась отогнать веселого терьера, рвущегося приветствовать гостей: казалось, вместо ног у песика пружины.

— Messieurs-dame, bonsoir, bonsoir. Вы — друзья Анук? — Она исхитрилась шлепнуть терьера в воздухе. — Hercule! Çasuffit![65]Идите за мной, пожалуйста.

Вперевалочку она пошла между столиками в сопровождении непрерывно скачущего терьера. Заметив их, Францен поднялся из-за стола, улыбнулся и познакомил со своей спутницей.

Анук нельзя было назвать хорошенькой, но ее лицо притягивало взгляды. Такой профиль, увенчанный копной густых волос, хорошо смотрелся бы на монете. У нее была оливкового цвета кожа, словно впитавшая средиземноморское солнце, темные глаза и сильные ловкие руки. С такой женщиной лучше не шутить. У Сайреса блеснули глаза, и он поспешно поправил бабочку.

Францен наливал им в бокалы розовое вино, приговаривая:

— Здесь все очень вкусное, но pissaladière[66]просто исключительная, и баранина такая, что лучше вы не найдете нигде в Провансе. Я ведь прав, cherie? — К Анук он обращался немного заискивающе, как человек еще не до конца прощенный.

— Далеко не всегда, — ответила та, — но на этот раз прав.

По-английски Анук говорила с сильным акцентом, но уверенно, а улыбка смягчила язвительность ее слов. На Францена она смотрела с усталой, немного снисходительной нежностью, как мать, наблюдающая за непослушным и чересчур активным ребенком.

Пока продолжалась прелюдия — тот приятный, возбуждающий аппетит период, когда все углубляются в меню, — беседа за столом касалась исключительно блюд и напитков, и только после того, как закончилась первая бутылка и была принесена вторая, Сайрес решил, что уже можно заговорить о деле.

— Нико, — сказал он, — мы должны кое-что объяснить вам.

Первым рассказал свою историю Андре. Пока он говорил, Анук ни на минуту не сводила с него внимательных темных глаз, но ее лицо оставалось бесстрастным. Францен же, напротив, очень живо реагировал на все, что слышал, а когда Андре поведал о визите к Денуайе и ограблении своей квартиры, буквально вытаращил глаза. Потом наступила очередь Сайреса, но в это время принесли закуски: открытый пирог с маслинами, луком и анчоусами, миски с овощной лапшой, благоухающей чесноком и базиликом, горшочки с tapenade, brandade[67]из соленой трески, маслянистый, густой, как желе, ratatouille[68]— словом, все то, что делает провансальскую кухню знаменитой и ради чего не жалко прервать самую увлекательную беседу.

Сайрес время от времени искоса поглядывал на Францена, пытаясь понять, какое впечатление произвела на того услышанная история. Но голландец, казалось, был целиком поглощен едой и Анук, которой давал попробовать глоток своего супа в обмен на ложечку ее brandade. Оставалось надеяться, что и остальные откровения он примет так же спокойно.

На другой стороне стола Андре осторожно намекал Люси, что впереди их ждет еще четыре блюда и не стоит так торопиться, но его намеки пропадали втуне. У нее был молодой, здоровый аппетит, она пропустила ланч, а от всех этих блюд струился такой непривычный, острый, заманчивый запах. Она ела жадно, как водитель-дальнобойщик, и смотреть на это было одно удовольствие.

Когда вытертые до блеска тарелки и миски унесли, Сайрес продолжил рассказ с того места, где остановился Андре. Когда он дошел до прибытия Хольца в Париж, Францен, уже знавший об этом, только кивнул, зато на лице Анук появилось брезгливое выражение. Она схватила бокал и сделала большой глоток, словно хотела отбить неприятный привкус во рту. Ободренный этим, Сайрес решился выложить на стол свою последнюю карту и признался, что сам хочет заняться продажей «Женщины с дынями». Оригинала, разумеется.