Император мира - Владимир Марков-Бабкин

– Синьор Марушевский, я с уважением отношусь к России и к вам лично, но позвольте итальянские дела решать самим итальянцам. Савойя и Ницца сегодня вернулись домой. И я не думаю, что в этом вопросе мы нуждаемся в чьих-то советах. Штандарт здесь в своем праве!

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ.

ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО».

14 (27) июня 1917 года

– …объявленная сегодня всеобщая забастовка в Швейцарии может окончательно дестабилизировать ситуацию в этом регионе Европы. Русско-итальянские войска продолжают продвижение в рамках полицейской миссии в Окситании, однако в случае серьезных событий в Швейцарии фланг окажется открытым, что не может не отразиться на ходе операции в целом.

Палицын водил указкой по карте и давал пояснения. Сегодня на этой карте появились новые флажки, свидетельствующие о том, что РЭК и Итальянская королевская армия заняли новые города Франции. Заняли, не встречая особого сопротивления, поскольку революционные товарищи предпочитали отойти, не вступая в боестолкновения. Впрочем, не все было мирно. Страшные свидетельства начала гражданской войны были налицо.

– Все задокументировали в Гренобле?

Палицын кивнул.

– Точно так, государь. И заваленные трупами казематы крепости, и места массовых захоронений. Часть из них обезглавлена на гильотине, но большинство просто расстреляны. Немало тех, кого убивали штыками или использовали другие способы лишения жизни. Часто довольно экзотические.

– Опознания провели?

– Насколько это возможно, государь. В основном это местные буржуа, аристократы, священники, офицеры. Попадаются учителя. В основном жертвы доносов или прямых арестов отрядами народных стражей.

– Передайте материалы господину Суворину. Нам нужно развернуть пропагандистскую кампанию, которая обоснует необходимость наших полицейских операций в регионе. Невозможно мириться с тем, чтобы в центре Европы происходило подобное варварство. Ну, вы понимаете.

– Понимаю, ваше величество.

– Что еще на фронтах?

– Отмечены случаи продвижения вперед отдельных германских батальонов. Пока это нельзя назвать полноценным наступлением, но явная активизация имеет место быть. Британцы явно обеспокоены и призывают Россию проявить активность на Восточном фронте.

– Да, мой царственный собрат Георг прислал мне послание. Но вряд ли мы можем тут чем-то помочь. Наступать сил у нас нет, да и попробуй мы отдать такой приказ, и никто не спрогнозирует, чем кончится это дело.

– Ваше величество, я целиком с вами согласен. Наша армия пока устойчива, но большей частью только потому, что в окопах считают войну практически завершенной. Они там ничем особо не рискуют, а всяческие блага после войны им вашим величеством обещаны немалые. Вот и сидят. Кроме того, армия еще далека от достаточной степени перевооружения, насыщения современной техникой и тяжелыми орудиями. Нам нечем наступать, кроме как снова заливать кровью солдат поля сражений. А сами солдаты вряд ли пойдут в атаку. Скорее выступят против своих командиров.

– Вот и я об этом. Хорошо, я обсужу этот вопрос с главковерхом Гурко. Что еще?

– По сведениям из Америки, в США спешно формируют первую дивизию будущего Экспедиционного корпуса в Европе. Включают туда все части, которые только могут быть переброшены. Вряд ли эта дивизия будет иметь реальное военное значение. Скорее это символическая акция, призванная обозначить присутствие, или, как говорят на флоте, продемонстрировать флаг.

Киваю.

– Ну, после заявления Вильсона о том, что Америка дает Германии месяц на вывод войск из Франции, хорошо бы слова подкрепить и реальной силой. Хоть какой-то силой. Пусть и нереальной.

ФРАНЦИЯ. НОВАЯ КОММУНА. ПАРИЖ.

15 (28) июня 1917 года

Степан Урядный проводил взглядом грузовик, набитый разномастным народом. Да, изменились господа революционеры! Если еще совсем недавно подобные грузовые авто были большей частью обвешаны всяческими знаменами и вызывающими лозунгами, то ныне это все больше напоминало если не бегство, то как минимум спешную эвакуацию, поскольку в кузове в основном было какое-то добро, явно награбленное, в смысле экспроприированное, в каких-то бывших приличных местах. И вот теперь все это имущество, видимо в интересах мировой революции, спешно вывозилось из Парижа.

Поток, который еще вчера выглядел как несмелый ручеек, сегодня хлынул с силой прорванной плотины. Еще утром многие пытались соблюсти внешние приличия, но уже к обеду всякие условности были отброшены, и эвакуация фактически превратилась в бегство. Ну а как тут не побежишь? Армии нет, оборону держать решительно некому, с востока движутся немцы, а с севера, запада и юга, по слухам, уже наступают войска Белой армии. Париж если еще не в кольце, то очень скоро окажется в нем. Еще оставалась лазейка на юго-восток, через Бургундию, но и эта дорога грозилась закрыться в самые ближайшие дни. Возможно, даже завтра-послезавтра.

Говорят, что германцы уже вошли в Нанси и Аррас. Говорят, что немцы наступают буквально не покидая своих эшелонов, поскольку нет им никакого сопротивления. Некому сопротивляться. Разбежалась армия.

Потому и устремились из столицы революции ее лидеры. Ведь любому мало-мальски сведущему человеку было понятно, что город обречен. Или германцы, или белые, но кто-то из них в ближайшие дни точно окажется в Париже и начнет задавать вопросы. Очень и очень неприятные вопросы. О казнях, о реквизициях, о многом из того, что так не любят вспоминать, находясь под следствием.

Но, уходя из города, революционная власть старалась подчистить за собой хвосты. Не только подвалы и дворы, но и даже окрестности тюрем были переполнены телами тех, кто мог навредить новой жизни самим своим присутствием. Или же дать ненужные показания. Уже никто не заморачивался с гильотиной. Гуманизм для времен, когда окончательно победит дело революции. А сейчас все средства хороши.

Во всяком случае, беспорядочная ружейная канонада была явственно слышна на улицах Парижа в этот час. И, как подозревал Степан, вряд ли это были звуки боя. Судя по всему, столицу революции никто защищать не собирался.

Стих за углом гул мотора. Пустая улица вновь открылась взору русского разведчика. Совершенно пустая улица. Не было ни очередей за несуществующим хлебом, ни военных патрулей, ни тем более праздных зевак. Париж затаился.

Даже выглядывать в окно, как Степан, решались далеко не все…

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ.

ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО».

16 (29) июня 1917 года

– Всеобщая забастовка. Вот лейтмотив сегодняшних новостей, ваше величество. Всеобщая забастовка в Швейцарии, забастовка в Испании и многотысячные марши против войны, которые прокатились по всей Америке. И если ситуация в США более-менее прогнозируема, то вот Испания и Швейцария могут быть всерьез охвачены революционным возбуждением. Впрочем, подобное возбуждение там и так имеет место. Да, власти пока контролируют ситуацию, но дело явно выходит из-под контроля центрального правительства.