Первый матч - Екатерина Неволина

Антон обнял игрушку и прошептал в плюшевое мягкое ухо:

– Охраняй Олю. Пусть у нее все будет хорошо, пусть она будет счастлива!

Он написал на вырванном из блокнота листе всего одно слово: «Прости!» – и привязал записку к медведю. Оставалось только передать подарок Оле, но это оказалось совсем нетрудно – буквально вторая девушка, встреченная им у Олиного общежития, знала Ольгу Белову и согласилась отнести ей сверток.

– Пусть моя любовь охраняет тебя всегда, – прошептал Антон, глядя на сияющие равнодушным электрическом светом окна… За одним из них была та, которую он продолжал любить, несмотря ни на что.

Саша смотрел в потолок. Это все, что оставалось ему сейчас. Сегодня врач сказал, что к плечу никогда не вернется былая подвижность и что с хоккеем придется завязать.

Он смотрел в потолок и все никак не мог поверить, что с игрой действительно покончено. Не может быть! Этого просто не может быть! Слишком высока цена, слишком несоизмеримы проступок и наказание. Добытые деньги обошлись ему уж слишком дорого.

Скрипнула дверь, пропуская в палату отца с огромным пакетом и мать. В последнее время они всегда приходили вместе.

– Здравствуй, Саша, – просительно заговорил отец. – Как ты себя чувствуешь?

Костров молчал. И потому, что так и не мог простить отцу предательства, и потому, что апатия захватила его целиком. Зачем разговаривать, мечтать о чем-то, когда ничего хорошего уже не будет?! Ничего уже не будет, все закончилось, едва успев начаться. Нет, лучше просто смотреть на вон ту змеящуюся трещину, впасть в анабиоз, не думать, не чувствовать.

– Саша, – снова заговорил отец, – я не вымаливаю у тебя прощения. Я здесь, потому что очень тебя люблю. И мы с мамой сделаем все, лишь бы помочь тебе выздороветь и вернуться в хоккей. Пока есть хоть малейшая возможность, мы не опустим руки. Слышишь?

Он слышал, но все так же таращился в потолок.

– Пожалуйста, не лишай меня сына! – Отец поставил на тумбочку принесенный пакет, из которого свешивалась темно-янтарная гроздь винограда.

– Все будет хорошо, мы с тобой! – мама поцеловала его в лоб.

Родители вышли, а Саша повернулся к стене и впервые за долгое время заплакал.

* * *

Если к внештатной ситуации с коммерческим хоккеем не причастен Казанцев, следующей в качестве подозреваемого выступала фигура Романенко.

К нему я и подошел.

– Скажи, это ты ребят Разину порекомендовал? – спросил я напрямик.

– Я?! – второй тренер возмутился совершенно искренне.

– Чтобы найти хороших игроков, нужно пообщаться с тренером, – напомнил я, – а со мной никто не разговаривал.

– Не обязательно с тренером… – Глаза Романенко забегали. Он взял с полки тренерской какой-то кубок, повертел его и поставил обратно.

Это было уже интересно.

– Ты на кого-то намекаешь? – Второй тренер помотал головой, и я продолжил импровизированный допрос: – И Разина этого не знаешь и никогда в глаза не видел?

– Почему же, видел. – Руки Романенко беспокойно перебирали лежащие на столе мелкие предметы. – Один раз. Столкнулись в кабинете… Я входил, он выходил.

Теперь не оставалось сомнений, что Романенко что-то знает и исподволь, по капле, выдает мне. Но почему?..

– В каком кабинете? – спросил я, чувствуя себя как собака, взявшая верный след.

– А много ли здесь людей с кабинетами?.. И вообще все это не важно. – Он широко зевнул. – Поздно уже, пойду.

– Счастливо, – откликнулся я совершенно машинально.

На этот раз намек оказался прозрачен. Казанцев. Неужели все-таки он?

Романенко ушел, а я сел за стол и задумался. Наш спортивный директор, конечно, тот еще жук, но неужели он способен совершить настоящую подлость, а потом притвориться, сыграть неведение и возмущение? Может… вполне может.

В дверь постучали, и на пороге появился ВасГен.

– Еще здесь, Петрович? Ну и хорошо, – врач тяжело опустился на стул. – Был у Кострова в больнице. Дело плохо. Дал ему кое-какие координаты своих коллег, но не уверен, что выйдет толк.

– Постой! – я отыскал на столе визитницу. – Пришли-ка мне точный диагноз. Есть у меня один контакт… в Торонто.

– Это тот, что тебе колено из кусочков собрал? – ВасГен уважительно кивнул. – Будет тебе диагноз, лишь бы толк вышел…

* * *

Яна винила во всем его, как и Макеев. Но Андрей и предположить не мог, что у Саши все так серьезно. Когда стало известно, что Костров, скорее всего, так и не сможет вернуться в хоккей, ребята собрались для экстренного совещания. Решение было единогласным: нужно собрать для Костра денег, чтобы дать ему шанс на лечение за рубежом. Пусть больших денег у них нет, но можно скинуться и дать кто сколько сможет.

Общими силами они кое-как собрали восемь с половиной тысяч, ВасГен, узнавший об их инициативе, добавил еще полторы. Получилось десять. Да, такими темпами на операцию соберешь лет через пятьдесят, когда Кострову уже впору будет ходить с палочкой и думать о хоккее только с теоретической точки зрения. Надо было срочно что-то делать. Но что? Может быть, ограбить банк?

Решение, пришедшее Андрею в голову, оказалось простым и вместе с тем сложным. Еще новенькая, красивая спортивная машинка, его ласточка, гарантировала довольно солидный денежный куш, однако продавать ее было ужасно жалко.

Когда одетый в безукоризненно отглаженный костюмчик, профессионально, без тени искренности улыбающийся менеджер отсчитывал за нее деньги, Андрей отворачивался от машины, чувствуя себя виноватым перед ней, словно она была живая, а он ее предал. Но что тут поделать: он и вправду втянул Костра в сомнительное дело, зато теперь-то Яна не назовет его эгоистом!

* * *

Алина выбежала на крыльцо и, щурясь от солнца, огляделась.

– Я здесь! – Миша помахал ей рукой.

А девушка, подскочив к нему, вдруг обняла за шею и стремительно поцеловала в губы.

От неожиданности парень растерялся, а она рассмеялась.

– Это тебе в награду! Помнишь, ты давал мне свое сочинение по Булгакову? Так вот, я получила пятерку!.. Давай отпразднуем это сегодня!

– Я бы с радостью, – Пономарев развел руками, – но, понимаешь, обещал отцу помочь переклеивать обои. Понимаешь, он совсем бросил пить и теперь продает свою квартиру, чтобы жить со мной и с бабушкой.

– Так это замечательная новость! – Алина подхватила его под локоть. – Пойдем, полагаю, еще одни руки не окажутся лишними!

И все получилось прекрасно. Отец, смущенный присутствием девушки сына, отыскал для нее старую одежду, в которой Алина смотрелась необыкновенно мило. Они работали втроем, и Миша давно не ощущал такого всепоглощающего и яркого счастья. Алина в испачканной футболке, с выбившейся из прически непослушной прядкой, оказалась вдвое прекрасней и родней ухоженной, но такой далекой девушки в блестящем коротеньком платьице, какой увидел он ее в первый раз.