Космос. Марс - Никита Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно заиграла громкая музыка. Молчанов вздрогнул. Через мелодичный звон электрогитары, солист голосом молодого командира Стивенсона пел о хрюшках на молочной ферме, которые всегда слишком голодны. Затем хором вся группа хрюкала в микрофон, попрошайничая лакомые остатки индейки с праздничного стола у хозяйки миссис Пибблз с дряхлой, как желе задницей.
Молчанов расхохотался. Смеялись доктор Пател и Стивенсон. Смех усиливался микрофонами, затем вновь попадал в колонки и снова усиливался. Казалось, что смеется целый стадион.
«Не смог удержаться. Хрю-Хрю, миссис Пиблз», — проговорил Покровский.
Корабль еще громче взорвался смехом.
«Ну все, достаточно. Теперь можно начинать», — сказал Стивенсон, когда все затихли.
«Приступаю к запуску», — сказал Покровский.
Нака пошевелила рукой. Молчанов решил, что ему почудилось, но затем движение повторилось. Ее пульс начал расти, дернулись лицевые мышцы, зашевелились губы.
— Нака! Ты слышишь меня?
Она открыла слипшиеся глаза, затем закрыла, потом снова открыла и застонала.
— Я здесь, не бойся, — сказал Молчанов, поглаживая ее по голове.
Она что-то шептала. Молчанов приблизился. Она говорила на японском.
— Я не понимаю. Это я, Андрей.
Ее затрясло. Молчанов положил руку ей под голову. Красное пятно пропитало повязку вокруг головы. Он потянулся к шприцу, чтобы ввести ей успокоительное.
— Не делайте… — прошептала она.
— Не делать что?
— Не делайте. Нельзя делать. Нельзя. Нельзя.
В этот момент все вокруг отключилось. Молчанов беспомощно зажал кнопку рации:
— Меня слышит кто-нибудь? Ваня! Командир!
Рация не работала. Только тьма и тишина. Вакуум.
— Боже мой! — воскликнул Молчанов.
Он схватил фонарь, оттолкнулся ногами и пулей полетел к выходу. По пути он кричал имена командира и Покровского. Никто не отзывался. Молчанов бился головой и боками о стены, выступы, сносил приборы. С ором он влетел в реакторный модуль и вдруг ему в лицо вспыхнула яркая вспышка, подул горячий воздух. Молчанов потерял ориентацию. Если бы не Покровский, свативший его за плечи, он бы расшиб голову о стальную поверхность реактора.
В глазах рябило. Покровский хлопнул в ладоши прямо перед его лицом. В голове словно взорвалась бомба.
— Летописец, ты что разорался!
Следом в модуль влетел Стивенсон, за ним доктор Пател.
— Иван, выключи фонарь, — сказал Стивенсон, щурясь.
Покровский отключил фонарь, служащий ему еще и обогревателем. В лицо подул отрезвляющий холодок.
— Андрей, ты слышишь меня? — спросил Стивенсон.
— Нака, она очнулась.
— И что? — возмутился Покровский. — Я готов к запуску.
— Она сказала не делать этого. Сказала нельзя, — Молчанова все еще мучила отдышка.
Покровский посмотрел на Стивенсона выжидающе. Тот задумчиво косился на реактор.
— Пока отбой, — сказал командир Стивенсон. — Хочу с ней поговорить.
Телеметрия. Прайм-1479
Атмосферное давление: 102 Кпа
Температура внутри: 22,1 С
Температура снаружи (датчик солнечный): 83 С
Температура снаружи (датчик теневой): -221 С
Курс: 3.2
Пройденное расстояние, км: 121 596 148
Задержка связи (сек): 403
Скорость кмс — 25,3
* * *
Со всего мира приходили видеосообщения. Президенты и премьеры, звезды Сети и обычные люди поздравляли экипаж с успешным запуском реактора и продолжением спасательной миссии.
Нака вела себя как стойкий боец, проводя по много часов за работой, словно и не было за ее спиной взрыва, тяжелых травм и нескольких недель комы. Молчанов носился за ней по пятам, по десять раз на дню опрашивал о самочувствии, записывал ее показатели здоровья, делал рентгеновские снимки. Каждый вечер он отправлял отчет Омару Дюпре, который только и разводил руками. Отек спадал, Нака с каждым днем хорошела на глазах.
Произошло долгожданное и волнительное событие — Молчанов получил доступ в свою лабораторию. Он пообещал себе восстановить популяцию погибших растений, а, чтобы не тратить время зря, перенес спальный мешок из каюты в лабораторию, и пока не сомкнутся глаза работал на износ.
— Лучше? — спросила Нака, задирая глаза и пытаясь оглядеть собственную рану.
Они расположились в жилом модуле — в закутке между каютами. Днем здесь было тихо, освещение оставляло желать лучшего, но все же условия были приятней чем в лаборатории, где влажность просто зашкаливала. В лабораторию доктора Патела они решили больше не соваться.
— Выглядит замечательно, — сказал Молчанов, обработав рану, — Думаю, мы снимем швы раньше.
Нака потрогала правую сторону головы, где аккуратно зачесаны за ухо черные густые волосы. На левой они отсутствовали от лба и выше, почти до теменной области. Молчанов сбрил их после взрыва для доступа к ране.
— Они отрастут. Не переживай.
— Ты уверен?
— Еще будешь вспоминать как было удобно, когда не нужно плести косы.
— Что есть косы?
Молчанов наклонился чтобы ответить. От волос Наки исходил приятный телесный аромат.
— В России девушки с древности заплетали волосы тремя прядями. Одну на другую, третью сверху и так по кругу. Это называлось косами.
Она подняла голову. Их лица оказались в нескольких сантиметров друг от друга.
— Ты покажешь как делать косы?
Молчанову стало не по себе от ее прямого взгляда. Ее сбивчивое, но уверенное дыхание ощущалось у него на коже.
— Конечно. Я научу.
Она улыбнулась. Молчанов закрепил новую повязку, положил ей руки на плечи и по-дружески похлопал.
— Ну все, готово.
Нака посмотрелась в зеркало рядом с входом в свою каюту.
— Удивительно это, — произнесла она, поправляя липкие края повязки.
Молчанов собирал медицинскую утварь обратно в сумку.
— Что именно?
— Память. На лекциях папы говорил студентам о реакторе. Я слушала в лаборантской за стеной. Он не позволял сидеть со студентами. Нака отвлекала их — он говорил. Много шумела. Я все забыла, но сейчас я помню. Так четко. Будто видеозапись проигрывается в голове. Не знаю, как это может быть.
Молчанов привязал сумку к поясу и приблизился к Наке со спины. Аккуратно притронувшись к ее вискам, он неспешно помассировал их.