Встретимся в Силуране! - Ольга Голотвина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В огне любви великой не исчезнут…
А знаешь, почему? Все это – ты!
«Я – это я», – сказал ты… Нет, любимый!
Не сможешь ты самим собой остаться,
Отвергнув все, чем жил, страдал, дышал!
Ты не судьбу сейчас приносишь в жертву —
Ты разрушаешь самого себя!
В развалины души ворвется стужа,
Любовь умрет – поверь, мой ненаглядный!
А это страшный грех – убить любовь!
Уж лучше за спиной оставь Луанни,
Забудь свою «девчонку у ручья».
Как сор, швырни в траву воспоминанья!
Я соберу их – каждое мгновенье! —
И буду помнить, помнить за двоих!..
Отзвучали последние слова, на поляне воцарилась тишина. Ее разбили звонкие хлопки в ладоши.
– Молодцы! – пронзительно закричала Ингила. – Ох, какие молодцы!..
Старуха и Орешек, как по команде, обернулись к своей маленькой «публике» и величественно кивнули. Связанный по рукам и ногам Орешек при этом выглядел весьма комично, но не замечал этого.
– У меня было такое платье… – блаженно улыбнулась старуха. – Белое, с огромными васильками… Я сидела в траве, вокруг были такие ромашки… А Раушарни стоял рядом…
– Во имя Хозяйки Зла! – заявил вдруг Орешек с явным отвращением. – А я-то, дурак, почти поверил, что ты и впрямь играла Луанни…
Обе женщины с негодованием уставились на грубияна.
– Да, ты могла бы сыграть, – с полупрезрительной снисходительностью протянул Орешек. – У тебя неплохо получается… выразительно… но надо же чувствовать сцену! Травка… Ромашки… Когда эту пьесу играли мы – усаживали Луанни на большой валун!
Женщины недоуменно переглянулись. Какая разница, на чем сидит героиня пьесы?..
– Стало быть, Раушарни стоял рядом с тобой? На коленях стоял?
– Ты что, сдурел? Он же принца играл! Ему нельзя было на коленях!..
– Ага-а! – протянул Орешек въедливым тоном судьи, поймавшего преступника на противоречивых показаниях. – Он дальше говорит: «Позволь припасть пылающим челом к ручьям твоих прохладных белых ножек!.. » И кланяется Луанни в ноги! Это как же его должно скорчить, если ты сидишь на полу, а ему, бедняге, и на колени встать нельзя?
– Кланялся! – завопила старуха. – Я вот так сидела… колени к подбородку… – Она плюхнулась на траву, коричневая домотканая юбка веером легла вокруг грубых стоптанных сапог. – Вот так свои ноги обнимала… А он – лицом мне в колени… У него лютня в руках была, он на лютню чуть опирался… изящно так…
– Да сроду Раушарни такой трюк не проделать!
– Дурень, он ведь моложе был, спина лучше гнулась!
– Все равно б не вышло! Он высокий, с меня ростом… это как же ему нужно было гнуться?
– Да, ростом он, пожалуй, с тебя… А ну вставай! Вставай, кому сказано! Сейчас примеримся…
Старуха вошла в сарай, рывком за цепь заставила Орешка подняться на ноги.
– Вот я сажусь… Да стой ровно, пенек неуклюжий!
– Сама бы так постояла… со связанными-то ногами! – зло ответил Орешек и через голову бабки бросил Ингиле странный взгляд. Словно просил сделать что-то… Но что?
Девушка в отчаянии огляделась – и сразу взгляд наткнулся на вбитое рядом в стену кольцо со змеящимся длинным обрывком цепи…
Правильно! У нее-то руки свободны… Вот только как добраться до цепи, чтобы бабка не заметила?
Тем временем Орешек неловко ткнулся головой в сторону старухиных колен, упал, перевернулся на бок и, не вставая, заорал во весь голос:
– Грымза! Актриса с большой дороги! Корова старая! В ромашках она восседала! А принц через нее кувыркался!
Под эти крики Ингила подвинулась к соседнему кольцу. Это осталось незамеченным для бабки, которая продолжала упрямо возражать:
– Сам дурак! Говорю тебе – он на лютню…
Старуха недоговорила. Два крайних звена цепи аккуратно хлестнули ее по макушке. Всхлипнув, старуха осела к ногам Ингилы.
Когда вредная карга очнулась, она была уже опутана веревкой, а рот ее был завязан полосой от подола юбки. Разбойница завозилась и свирепо замычала, но не устрашила этим пленников, которые уже освободились от цепей.
– Пошли! – скомандовал Ралидж, отшвыривая ненужную Уже связку ключей и набрасывая на голые плечи свой плащ с меховой оторочкой.
– Ты, бабушка, не сердись, – почти виновато сказала Ингила. – Ты хорошо роль сыграла, правда-правда-правда! Я чуть не разревелась!
– Еще извинись за то, что она тебе к горлу нож приставила! – бормотнул Орешек.
Бывшие пленники покинули было поляну, как вдруг Орешек хлопнул себя по лбу – мол, забыл! Поспешно вернулся к дверям сарая, нагнулся над связанной старухой и произнес серьезно, с глубоким чувством:
Тебе лишь кажется, что я свободен.
Да, руки не в цепях… но разум, сердце
Всегда к тебе одной стремиться будут,
И этого уже не изменить.
Моя душа с тобою остается.
Прощай, моя последняя любовь!
И в несколько прыжков догнал негодующую Ингилу.
– Зачем моему господину понадобилось издеваться над старухой?
– И не думал издеваться! – удивился Орешек. – Просто не хотелось оставлять сцену скомканной. Уверен, бабка меня поняла правильно.
– А для кого было стараться? Зрителей-то нет…
– Зрители есть всегда. Они смотрят на нас каждое мгновение – до погребального костра. Только мы об этом все время забываем… Да, а куда мы идем? Меня-то без сознания сюда приволокли…
– Ничего, я запомнила дорогу. По пути прихватим одежду, чтоб не в таком позорном виде на постоялый двор заявиться… – Циркачка, чуть склонив головку набок, бросила на спутника задорный взгляд и спросила с лукавым намеком: – А может, заодно… искупаемся? Очень бы не помешало после всех этих приключений, а?
Орешек ухмыльнулся и, не ответив озорнице, весело запел:
Угощала курочка
Ястреба пшеном.
Радовалась, дурочка,
Что они вдвоем.
Рассыпала зернышки…
Ну а поутру —
Беленькие перышки
По всему двору…
Ингила отвела в сторону загадочный, многообещающий взгляд – мол, там видно будет! – и перевела разговор на другое:
– Мой господин так красиво читал стихи… Если б я не знала, что имею дело с Сыном Клана, и впрямь бы поверила, что он играл главную роль в «Принце-изгнаннике»… на сцене аршмирского театра…
Прикусила язычок, быстро глянула в лицо спутнику: не рассердился ли за дерзкие слова? И увидела: Сокол улыбается мягко, задумчиво.