Младший сын мэра - Ольга Рузанова

— Папа, — поправляет его Греховцев.

— Папа, — повторяет сын.

Подруга отпивает из бокала вино и обескураженно хмыкает.

— Тась, я потом тебе объясню…

— Что тут объяснять? — перебивает меня Кир, — Ромаш мой сын. Греховцев Роман Кириллович.

— Как?.. А как же… почему тогда… — сказав это, замолкает, продолжая беззвучно открывать рот.

— Потом, — шепчу ей одними губами, и она меня понимает. Кивнув, закусывает губы.

Медленно развернувшись, уходит в кухню, а мы в прихожей остаемся втроем. Ромка на своем тарабарском что-то рассказывает Киру, тот ему улыбается, кивает, а сам не перестает бросать на меня взгляды.

Я смущаюсь, как дура, не знаю, куда глаза девать. И вовсе не из-за Таси. После того поцелуя Греховцев смотрит на меня иначе. Как на женщину, которую хочет.

Абсурд, но это не плод моего воспаленного воображения.

— Не помешал? — намекает на Тасю.

— Обычно ты звонишь перед приходом.

— Свет в окне увидел — поднялся.

— Ясно… проходи. Ужинать будешь?

— Буду.

Иду на кухню, а Греховцев с Ромкой заходят в ванную руки вымыть. Смеются, о чем-то переговариваются. До слуха то и дело доносятся оба голоса — высокий детский и низкий взрослый.

— Насть… — шипит Тася, сделав страшные глаза.

О, согласна. Ситуация, больше похожая на сон. Еще месяц назад я проснулась бы от него в холодном поту. А сегодня мой сын учит новое слово — «папа».

— Это правда? — продолжает шипеть Тася, — ты и Кирилл? А как же Дима? Ты же говорила…

— Потом, Тась…

— А Карина?!.. О, Боже… Она знает?

— Тася, — шикаю на нее, когда из ванной выходят Греховцевы.

Ромаш проскальзывает между столом и моими ногами и начинает карабкаться в свой стул. Кир подходит, чтобы ему помочь, подсаживает на руки и ненароком касается меня бедром.

Прошивает насквозь. В животе сладко отзывается.

Чччерт… гребаная извращенка.

Выдергиваю из шкафа тарелку, сделав сосредоточенное лицо, наполняю ее до краев и ставлю в микроволновку. Потом включаю чайник и только после этого разворачиваюсь к ребятам лицом.

— Я пойду, Насть, — лепечет подруга.

Она Греховцева всегда немного сторонилась, а тут и вовсе оробела. Я ее где-то понимаю, потому что, встав у стола, Кирилл заполнил собой половину моей кухни, а если учесть его вибрирующую плотную энергетику, удивительно, как Тася вообще не онемела.

— Оставайся, — прошу, особо ни на что не надеясь, — вино не допили…

Кирилл берет бутылку в руку и начинает читать этикетку. К моей просьбе к Тасе не присоединяется.

— Встретимся еще, — роняет негромко, протискиваясь между Греховцевым и кухонным гарнитуром.

Кирилл.

Усевшись на освободившийся табурет, опираюсь спиной в стену. Ромка, сидя в своем троне, копирует мою позу. Молча друг другу лыбимся.

Мой сын. Моя кровь. Наша территория.

Из прихожей доносятся тихие голоса девчонок — быстрый шепот Таси и редкие реплики Насти. Подружка ее, похоже, в шоке. Удивительно, что Настя не поделилась с ней раньше.

Сдержала ведь обещание — никому ни слова. Карина бы на ее месте пресс — конференцию уже собрала. А Настя молчала до последнего. Кремень девочка.

Появившись на кухне, она встает в дверном проеме и складывает руки на груди. Думая о чем-то своем смотрит на Ромку, а потом вдруг переводит взгляд на меня.

Вдоль ребер струны какие-то натягиваются, звенят, посылая по всему телу мелкое дребезжание. Ненормальная херня, остановить которую я не могу, но взгляд ее удерживаю. Всем видом, бл*дь, показываю, что к диалогу готов.

Не выдерживает, а может, просто не хочет. Отвернувшись, вынимает из микроволновки тарелку с курицей и рисом и ставит передо мной.

Я только из ресторана, где встреча с возможными будущими партнерами проходила, но ради того, чтобы она меня не выгнала прямо сейчас, готов поужинать второй раз.

Убирает со стола посуду после подруги, смахивает крошки, но свой бокал оставляет.

Наливаю ей вина, жду, когда перестанет суетиться и сядет.

— Почему ты ей сама не рассказала?

Садится напротив меня и ставит перед Ромашом миску с хлопьями.

— Как раз собиралась. Ты пришел.

— Извини, если помешал… Как у нее дела?

Меня, вообще-то, мало интересуют дела Таси, но я уже весь мозг сломал, думая, как разговорить Настю. Что такое сделать, чтобы вернуть ее к заводским настройкам. Чтобы трещала как сорока и вопросы невпопад задавала.

— Нормально. Она в городской управляющей работает.

— Ммм…

Принимаюсь за еду, периферийным зрением замечая, как маленькими глотками она пьет вино.

Чего еще спросить, чтобы точно ответ получить? Узнать бы про Артура, но ответ на главный вопрос я из нее уже выцарапал. О себе и жизни до моего возвращения она принципиально не рассказывает.

— Как у Лешки дела? Скоро школу заканчивает?

— В следующем году, — отзывается Настя.

— Он меня не жалует? — намекаю на встречу у ее родителей.

Он меня взглядом чуть не освежевал. Волосы на затылке зашевелились.

— Типа того, — вдруг ласково улыбается она.

Заостряю внимание на этом моменте, делая в голове пометку, найти с ее братом точки соприкосновения. Если пацан зол на меня, при верном подходе, вывалит на меня все обиды. И свои, и Настины.

Ну, и с Рокотовым бы потолковать не мешало. Попробовать убедить его самоликвидироваться.

— Еще? — киваю на опустевший бокал, но Денежка мотает отрицательно головой.

— Кирилл… можно вопрос? — спрашивает она, вынимая из стула Ромку.

Тот, стащив со стола печеньку, уносится в комнату к своим машинкам.

Я весь машинально подбираюсь. Внутри автоматически запускаются все системы. Все рецепторы мгновенно настаиваются на прием подаваемых ею сигналов.

— Можно, — киваю я.

— Я хотела спросить… на счет диплома…

— Ну…

— Мне показалось, что отношение Смирнова ко мне немного изменилось…

— В каком смысле? — включаю дурачка.

— Ты случайно, не говорил с ним?

— Я?.. — для правдоподобности округляю глаза, — я нет… Хотя, может, отец звонил…

— Зачем? Откуда Герман Дмитриевич знает, у кого я пишу диплом?