Фронтовое братство - Свен Хассель

И сунул нож в карман своего черного кожаного пальто.

Затем сыщик крипо поднял двумя пальцами для осмотра белые трусики. За ними последовали голубые. Снова белые. В общей сложности их оказалось шестеро.

Он встал и кивнул Георгу. Все его дружелюбие как рукой сняло. Теперь он пролаял, словно ищейка:

— Комедия окончена! Этих женщин убил ты! Отрицание только навредит тебе. Пошли!

Он указал подбородком за дверь. Потом оба полицейских взяли Георга за руки.

— Оставьте меня! Я больной. У меня жар! — отчаянно завопил Георг. И попытался отбиваться ногами от двух крепких мужчин.

— Уймись, — сказал смуглый. То были первые слова, какие он произнес.

От подножья лестницы донесся крик Георга:

— Оставьте меня, оставьте! У меня жар!

Когда в скором времени машина остановилась на Реепербане, Георгу удалось вырваться. Он побежал по шоссе Гласис и перепрыгнул через забор на спортивную площадку.

Оба полицейских преследовали его по пятам.

— Стой! — закричали они. Они выкрикнули это три раза, как того требовали правила. Потом за спиной Георга затрещали автоматные очереди. Пули из двух автоматов подбросили его, заставили секунду парить, словно на воздушной подушке, а потом снова грубо бросили вниз.

Он заскреб черную землю скрюченными пальцами и что-то невнятно пробормотал.

Рыжий перевернул его на спину носком ботинка.

— Наше дело сделано, — лаконично произнес он. — Откинул копыта. Везем тело к Красавчику Паулю.

Смуглый полицейский сел за руль, и они поехали на Карл-Мук-платц.

— Повезло же нам! — усмехнулся Рыжий. — Спаслись от фронта!

— Мужчина, в которого я могла бы влюбиться, не родился на свет, — говорила Дора.

— Любовь к индивиду — варварство, — говорил Легионер.

Но они говорили это до того, как встретили друг друга.

Они превращались в детей, мечтая о рае с семью табуретами у стойки и шторой из раковин.

Дора хотела, чтобы Легионер дезертировал, но он был достаточно взрослым и опытным, чтобы совершать такой наивный акт безумия.

Поезд отошел. Они расстались так же, как многие другие.

Война шла еще ожесточеннее, чем раньше.

Война становилась неуправляемой.

Комендант станции, капитан, взглянул на наши документы и отрывисто сказал:

— Отходящий поезд Берлин — Варшава — Лемберг на четвертом пути.

— Все кончено, — вздохнул Легионер.

Капитан взглянул на него и язвительно произнес:

— Вижу, ты можешь сказать то же самое, что и Цезарь, когда тот перешел Рубикон.

Легионер усмехнулся.

— Alea jacta est![108]

Капитан в удивлении уставился на невысокого танкиста со шрамом на лице.

— Ты студент, ефрейтор?

— Нет, казарменный скот, Второй полк Иностранного легиона, — усмехнулся Легионер. Ему приятно было видеть удивление капитана.

— А знаешь, как это переводится? — спросил капитан.

— Знаю, — едко ответил Легионер. — На солдатском языке: «Софи распрощалась с невинностью!»

Капитан покраснел и, махнув рукой, отпустил нас.

Когда мы шли по платформе, Малыш спросил:

— Что ты сказал по-иностранному этому серебристому фазану?

— То, что ты слышал. Софи распрощалась с невинностью!

Малыш остановился и захохотал.

— Научи меня! Я скажу это гауптфельдфебелю Эделю, когда мы вернемся к своей команде. Вот удивится тупая свинья!

Он сдвинул за затылок кепи, снова громко засмеялся и бегом бросился вперед.

Малыш увидел Линкор. Всех удивило, что она пришла проводить его. Они столкнулись, как боевые слоны.

Множество солдат толпилось возле поезда, протянувшегося у платформы, словно ненасытная змея.

Я взглянул на большие вокзальные часы. По циферблату быстро двигалась секундная стрелка. Черная, зловещая. Круг за кругом. Минута за минутой. Скоро все будет кончено.

Пруссак и Томас Йенсен медленно прошли в контрольные ворота на платформу, таща тяжелые пехотные рюкзаки.

Штайн с Бауэром, высунувшись из окна купе, крикнули нам, что заняли места на пятерых. И приняли в окно наше снаряжение.

Какая-то медсестра спросила, не хотим ли мы кофе.

Мы выпили из жестяных кружек горячую жидкость, вкусом напоминавшую суп, сваренный из джутового мешка.

— По вагонам! — крикнул в четвертый раз офицер транспортной службы. Но никто и ухом не повел.

Нескольких солдат грубо затолкали в поезд.

Малыш напустился на унтера полиции вермахта.

— А ну, пошел вон, охотник за головами!

Унтер начал выкрикивать всевозможные угрозы, но быстро исчез. Ему не хотелось скандала у отходящего поезда. Он знал по горькому опыту, что могут возникнуть самые неожиданные осложнения. При отправлении таких поездов нервы бывают на пределе.

Женский голос позвал:

— Альфред!

Легионер повернулся и быстро зашагал к одному из киосков, где стояла Дора, лицо которой наполовину закрывал поднятый воротник.

Положив руки на плечи Легионеру, она мягко сказала:

— Я принесла штатскую одежду. Быстро иди в туалет и переоденься. Удери от них!

Легионер сощурился.

— Дора, старая ты негодница, давай не будем совершать глупостей! Ты знаешь охотников за головами не хуже, чем я. Улизнуть не удается даже одному из тысячи, а если меня схватят с тобой, ты сама тут же отправишься в тюрьму.

— Я не боюсь их тюрем.

— Да, но бояться их пуль нужно.

Легионер достал из кармана газетную вырезку. Последнюю новость из «Фёлькишер беобахтер».

Дора, шевеля губами, стала читать:

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ПРОТИВ ДЕЗЕРТИРОВ И ТРУСОВ

Я призываю немецкий народ и, в частности, немецких женщин бдительно выслеживать трусов, пытающихся сбежать с востока на запад, прячась в колоннах беженцев. Не проявляйте неуместной жалости к этим грязным собакам. Люди, бегущие из своих подразделений в армии, авиации и флоте, не заслуживают даже куска черствого хлеба.

На вас, гордые национал-социалистические немки, больше, чем на ком бы то ни было, лежит священный долг стоять на страже против этих элементов.