Ветеран особого подразделения - Валерий Рощин

Вероятно, и в разговоре у тлевшего костерка срабатывала давняя спецназовская привычка: всегда оставаться вместе, всегда бок о бок идти к одной цели. Пути и действия могли при этом быть разными, но главная цель — единая и общая для всех. Потому и сидели до победного.

А в третьем часу ночи, подсвечивая фонарем развернутую на коленях карту, слово взял командир:

— Та-ак… Значит, для того чтобы вернуться в Россию, мы должны… сначала протопать по территории Армении — по аппендиксу между Азербайджаном и Нахичеванью, потом вдоль восточного берега озера Севан. После подвернуть на восток и, преодолев пятидесятикилометровый участок западного Азербайджана, попасть в Грузию. Здесь на юге имеется с десяток мелких сел — как-нибудь проскочим. На Равнине две ветки железной дороги, несколько городков вдоль них, а дальше наши любимые горы. Грузию считаю самым опасным участком пути, но если идти строго на север, отрезок получается небольшим — около восьмидесяти километров.

— И куда нас занесет? — полюбопытствовал прапорщик.

— В Дагестан, Серега. К истокам реки Джурмут.

— Джурмут? Никогда не слышал о такой…

— Ладно, разберемся, — потащил Супрун из рюкзака шерстяное покрывало.

— Впервой, что ли? — не боясь нарушить ночной тишины, хохотнул Куценко.

Кажется, бывший майор морской пехоты больше всех радовался тому, что группа пойдет на север в полном составе, а не разделится на пары, как вначале предлагал Серебров…

Территория юго-восточной Армении как нельзя лучше подходила для скрытного передвижения в светлое время суток. Горы под три тысячи метров; бесконечные складки, сплошь покрытые густой растительностью; хребты, разделенные глубокими ущельями; быстрые, неглубокие реки. И снова хребты…

Пасмурным утром, оставив справа двухтысячник Бартаз со скрывшейся в свинцовой облачности вершиной, группа двинулась на север. За предстоящий день Аркадий вознамерился преодолеть около сорока километров, чтобы ближе к ночи миновать оживленную асфальтовую дорогу, шедшую на восток от города Кафан.

Держались в двух-трех километрах от азербайджанской границы. Дальше на восток не забирали, дабы не увеличивать и без того немалый путь. Но и ближе подходить опасались — нежелательность встречи с погранцами была очевидна. Отношения двух стран из-за спорного Карабаха оставались натянутыми, и любой пограничный наряд мог запросто принять четверых мужчин за лазутчиков неприятеля.

Погодка не радовала: дождь то утихал, то расходился с новой силой. Одежда и обувь давно промокли насквозь, а горы южной Армении, будто испытывая спецназовцев, поднимались все выше и выше. Во время привалов Аркадий доставал упрятанную под целлофан карту и тщательно выбирал дальнейший маршрут. На высоте полторы тысячи метров над уровнем моря в такую промозглую погодку было крайне неуютно из-за холодного ветра. Но, к сожалению, даже самые глубокие ущелья в здешних краях не опускались ниже тысячи…

— Ничего, выдюжим! — подбадривал старый охотник. — Главное ночлег в правильном месте обустроить — чтоб за шиворот не текло, и дровишки сухие сыскались. С костерком-то оно все веселее: и харч сготовим, и обогреемся, и одежку высушим…

Пока же мужчины согревались старым и безотказным способом: изредка командир пускал по кругу заветную фляжку со спиртом; каждый делал по глотку, потом закуривал… И спасительное тепло медленно растекалось по продрогшим телам.

А к вечеру, когда группа для безопасного обходя Кафана подвернула на запад, случилось непредвиденное. Шли по раскисшей тропе, что петляла в опасной близости с краем обрывистого склона. Дрога была жутко неудобной, но деваться некуда: слева — обрыв, справа — покатый склон, пройти по которому и в нормальную погоду сложно. На одном из поворотов Куценко поскользнулся, неуклюже взмахнул ручищами и… без криков и воплей, а с каким-то невразумительным мычанием исчез за краем обрыва.

Опомнившись и затаив дыхание, мужики заглянули вниз…

Вначале охренели от высоты. Потом дружно загалдели, увидев копошащегося в жуткой грязи товарища.

И точно, когда нашли пологий спуск и сбежали вниз, показалось: Борьку больше беспокоит коричневый суглинок, толстым слоем облепивший одежду, чем последствия стремительного полета. Подняв грязную рожу, он кисло улыбнулся и отковырнул от бедра жирный пласт. Потом попробовал встать и, скривившись, схватился за голень…

Вот тогда-то и дошло: дело серьезное. Если уж Куцый — истинный боец и предельно терпеливый мужик корчится от боли, значит, как минимум нужен врач.

После осмотра все стало ясно: перелом.

— Мужики, кажется и с рукой какая-то фигня. Не поднимается… — сконфуженно признался морпех.

— Помогите снять куртку, — скомандовал Серебров. И принялся осторожно ощупывать суставы и кости пострадавшего: — Здесь больно? А здесь?..

Тот мотал лобастой башкой, а когда дело дошло до плеча, дернулся и едва не заорал.

— Понятно. Еще и ключица, — подвел итог Аркадий.

Палыч поднялся, вытер рукавом мокрое лицо и потянул в сторону ближайших зарослей Илью:

— Хорош стоять — рот проветривать! Пойдем, нарубим подходящих палок…

* * *

Наверное, каждый из тащивших самопальные носилки вспоминал погибшего Юрку Белого. Как же его сейчас не хватало! Пока двое корячились и еле продвигались по размокшему грунту, третий шел впереди с «Винторезом»: осматривался, искал в фиолетовых сумерках дорогу, а заодно отдыхал. Но менял-то он минут через двадцать только одного! А второму опять приходилось хрипеть от изнеможения и материться сквозь зубы…

И все же Кафан обошли. Выбрав момент, аккуратно перетащили носилки по лужам на асфальтовой дороге. И для верности углубились на километр в лесистое ущелье.

— Ну, ты и кабан, Борька!.. — положив носилки на траву, упал рядом Матвеев. — Лучше бы я слетел с того обрыва, ей богу! Во мне всего-то шестьдесят килограммов с хвостиком.

— Закон подлости в действии, — жадно хватал ртом холодный воздух Супрун.

— Дальше не пойдем — ночуем здесь, — присел возле носилок командир. — Ты как, акробат?

Тот приподнялся на локте здоровой руки. На искалеченную ногу была наложена шина — две прямые палки, накрепко примотанные брезентовыми лентами от разрезанного рюкзака. Пострадавшая при падении рука прижата к корпусу в согнутом положении и лишена свободы ремнями от той же «приговоренной к смерти» заплечной торбы.

— Нормально, — смущенно шмыгнул носом Куцый. — Мне-то что — лежу себе и лежу… А вот вам туго приходится!

— Не тушуйся — со всяким бывает. Радуйся, что легко отделался.

— Да, блин, высота там приличная. Я пока кувыркался по кочкам склона, всю жизнь успел вспомнить три раза…

Дождь перестал, холодный ветер стих; в облачности появились разрывы, сквозь которые поглядывали звезды. Местечко не слишком подходило для ночлега — в другое время спецназовцы нашли бы получше. Да сейчас было не до жиру. Главное, что вокруг шумела листва дубового леса, а вездесущий Палыч, расстаравшись, нашел несколько бревнышек относительно сухой древесины…