Александр Невский. Национальный герой или предатель? - Наталья Пронина

Но если, подчеркнем, Даниил Романович Галицкий этого не понял или понял слишком поздно, то Александр Ярославич Невский знал это хорошо, на полях сражений не раз имевший возможность убедиться в подлинных намерениях западных «благодетелей», прикрывающихся знаменем креста. И, хотя положение у него складывалось отнюдь не более легким, действовал он совсем иначе.

Зимой 1245/46 г. старый князь Ярослав Всеволодович последний раз приехал в золотоордынскую столицу Сарай, вызванный туда под предлогом утверждения его на великокняжеском престоле. Однако, как уже отмечалось выше, он был прямым ставленником хана Батыя, и это вызывало большое недовольство в общеимперской столице Каракоруме: там хотели иметь своего собственного ставленника на Руси. Историки свидетельствуют: в Каракоруме, при дворе Великого хана Гуюка скрытно действовала придворная партия Великой ханши Огуль-Гамиш и ханши Туракин, которые, отражая взгляды определенной части монгольской знати, не доверяли золотоордынскому хану Батыю. И вот, в 1246 г., когда Ярослав Всеволодович находился в ставке Батыя, Великая ханша добилась, чтобы из Сарая русский князь был немедленно отправлен в Каракорум якобы уже на великоханское утверждение. Требование было жестким, и Ярослав действительно сразу двинулся в путь.

Как пишет историк, «чтобы представить себе хотя бы приблизительно то подавляющее впечатление, которое производили монголо-татары, Чингизиды, их преемники, их военная система и их империя на современников, особенно на политиков и монархов, обладающих знаниями, надо иметь в виду, что Чингисхан начал свои войны всего лишь с 13 тыс. воинов. К концу же его жизни ему подчинялись 720 народов (наций и племен). При его внуках империя Чингизидов включала Китай, Корею, Внешнюю и Внутреннюю Монголию, Синьцзян, Среднюю Азию и Средний Восток (Афганистан, Иран), северную часть Индии, Переднюю Азию до Евфрата, всю нынешнюю центральную и южную часть Европейской России. И все эти «приобретения» были сделаны в течение каких-нибудь 70 лет…»[360]Таким образом, дорога Ярославу предстояла, особенно по тем временам, неблизкая —через Сибирь и всю Среднюю Азию —4500 км, если считать только по прямой, не учитывая трудности караванных переходов. Поэтому вполне понятно, что отбывающих в Каракорум близкие и друзья провожали почти без надежды увидеть снова. Действительно, большая часть княжеской свиты погибла в знойной пустыне. До Каракорума добрались лишь немногие. Самого же Ярослава Всеволодовича смерть ждала в столице монгольской империи. «На фоне других русских князей он произвел столь сильное впечатление на монголов, что в нем усмотрели сильного и «опасного» государственного деятеля»[361]. Находившийся в тот же момент при дворе Великого хана Гуюка уже известный читателю посол Святейшего престола Иоанн де Плано Карпини сообщает: русский князь не встретил «никакого должного почета», ибо там уже было принято решение убить князя, «чтобы свободно и окончательно завладеть его землей»[362]. Известие о готовящемся убийстве достигло Руси, в связи с чем жена князя Феодосия Игоревна и хан Батый отрядили в Каракорум своего гонца Угнея, но он опоздал. Отец Александра Невского был «зельем умориша» —т. е. отравлен и умер 20 сентября 1246 г. «Характерно, — отмечает историк, — что русские летописи, крайне неодобрительно отзывавшиеся о Ярославе как Киевском и даже как Владимирском князе и порицавшие его беспощадность и жестокость, высоко оценивают восточную политику Ярослава, прямо подчеркивая, что в этом вопросе он «положил душу за други своя и за землю Руськую»[363].

Лишь после этого трагического события и настал черед ехать в Орду Александру Невскому. Именно с того момента началась его, как считает Ю. Н. Афанасьев, «коллаборационистская деятельность»… Да, похоронив отца, Александр Ярославич вместе с младшим братом Андреем действительно поехал к Батыю на Волгу. Но вот касательно «коллаборационизма», то История, своими реальными фактами уточняет следующее.

Во-первых, отравив Ярослава Всеволодовича, ханша Туракина, по свидетельству Плано Карпини, сама «поспешно отправила послов» к Александру Невскому, «зовя его под тем предлогом, что хочет подарить ему землю отца его»[364]. Однако ехать в Каракорум Невский в тот момент отказался, предпочтя поддерживать отношения лишь с ханом Батыем. Тем более что «того же лета», сообщает русский летописец, сам Батый тоже направил к Александру Ярославичу «послы своя, глаголя: «мне покорил Бог многи языки, ты ли един не хощещи покоритися державе моей? Но, аще хощещи ныне соблюсти землю свою, то приди ко мне»[365]. Возможно, Александр понял, что это не просто приказ явиться «на поклон». Великий восточный завоеватель, разгромивший Русь, желал именно личной встречи с тем, кого он, вероятно, считал своим единственным реальным противником. И, следовательно, от того, как пройдет эта встреча, будет зависеть вся дальнейшая судьба его страны. Жизнь потребовала решительного выбора, и Александр этот выбор сделал.

Как отмечает историк, «здесь сказался его реализм. Если бы у него были силы, он пошел бы на хана, как шел на шведов. Но твердым и свободным взглядом он видел и знал, что нет силы и нет возможности победить. И он смирился.

Для средневекового рыцаря это было бы концом славы. Трубадур не стал бы слагать песен в честь рыцаря, пошедшего на унизительный шаг. Но св. Александр не был рыцарем. Он был православным князем. И в этом унижении себя, склонении перед силой жизни —Божией волею —был больший подвиг, чем славная смерть. Народ особым чутьем, быть может, не сразу и не вдруг, понял св. Александра. Он прославил его еще задолго до канонизации, и трудно сказать, что больше привлекло к нему любовь народа: победы ли на Неве или эта поездка на унижение. Отныне на св. Александра ложится печать мученичества. И именно это мученичество, страдание за землю, почувствовал и оценил в нем народ, сквозь весь ропот и возмущение, которыми был богат путь св. Александра после его подчинения злой татарской неволе…»[366]