Светорада Янтарная - Симона Вилар

Светорада решила расспросить обо всем самого Александра. Непредсказуемый и ребячливый, он ведь мог просто пошутить, чтобы насолить Зое, которую откровенно недолюбливал. Но коснуться этой темы следует так, чтобы не вызвать его насмешек или раздражения. Надо настроить его на веселый лад, влюбить, вскружить голову, очаровать. И Светорада постаралась подготовиться к его приходу. Сходила в так полюбившиеся ей термы, умастила тело розовым маслом, велела подкрасить себя и сделать красивую прическу в греческом стиле. С особым старанием она выбирала наряд. С момента признания княжны как возлюбленной кесаря ее гардероб стал значительно богаче. У нее были неимоверно роскошные платья, которые она даже не успевала надевать. По византийской моде принято было носить одежды, украшенные замысловатым орнаментом, когда всю поверхность покрывали разнообразные узоры – вышитые фигурки львов, павлинов, лебедей, прядущих женщин, лики святых, – и все это объединялось в целостный рисунок розетками или растительными завитками. Причем каждое изображение имело свой смысл: лилии являли собой символ чистоты, колосья – трудолюбия, шипы – терпения, глаза – ясновидения. Узоры поражали разнообразием сочетаний и огромным количеством цветов и оттенков. В тот вечер Светорада велела обрядить себя в одно из самых великолепных одеяний: на серебристой парче распускались удивительной красоты бледно– лиловые цветы с аметистовыми драгоценными серединками, и каждый цветок был окружен узорчатым золотым кружевом.

Нарядная и благоухающая, она сидела в лоджии своей опочивальни, ждала кесаря, смотрела на закат над морем. Вслушиваясь в писк летучих мышей в сумерках, наблюдала, как загораются на небе звезды. Потом отослала игравших за занавесью арфисток, велела унести остывшие яства. Александр не придет. Это уже не первый раз, когда он не является к ней. Светорада всегда огорчалась в связи с таким отношением к ней, она даже дулась на него, чем забавляла и смешила кесаря, ибо он считал, что все решает только его воля, а не ее прихоти. Он говорил, что капризы княжны очаровательны, целовал ее, и она прощала его.

Однако той ночью Светорада долго не могла уснуть, ходила по своему роскошному покою, вслушиваясь в отдаленный шум. Где– то во дворце определенно шла веселая пирушка, долетали взрывы смеха, звуки музыки, азартные крики. По обычаю женщина не имела права покинуть гинекей[107]в неурочное время, и даже самые высокопоставленные патрикии не могли вмешиваться в жизнь мужчин. И Светорада решила отвлечься, стала думать о сыне, о том, что Ипатий уже повелел привезти Глеба в Константинополь. Новости ей обычно приносила верная Дорофея. Она же сообщила, что Ипатий живет затворником в своем доме и мало где бывает, что он подумывает даже сменить мирское одеяние на монашеский клобук. Светораде от этого становилось горько. И это Ипатий, деятельный, решительный Ипатий, который и в Евангелие заглядывал от случая к случаю. Светораде было стыдно, оттого что она так отблагодарила его за любовь и доброту. Однако в этом был перст самой судьбы. Что Ипатий мог противопоставить монаршей воле и ее слепой любви к кесарю? Что могла сама княжна?

А вот что она собирается сделать, так это забрать у него Глеба. Конечно, ее мальчику не следует воспитываться в гинекее, не нужно взрослеть в окружении женщин, если она хочет, чтобы он стал достойным мужчиной. Но и оставлять Глеба с Ипатием тоже не годится. Глеб и так чересчур тянется к церковникам, и, если Ипатий надумал удалиться от мира, он и ее сына настроит на подобный лад. А этого Светораде не хотелось. Ее красивый мальчик должен прожить свою жизнь, яркую и насыщенную, чтобы однажды влюбиться, завести семью, иметь своих сыновей, в которых будет течь кровь русских князей. Законы покровителя семьи славянского Рода для языческой души Светорады были сильнее, чем все рассуждения о чистой и преданной службе Всевышнему, какие не раз слышала на проповедях новообращенная Ксантия.

Раздумывая о судьбе Глеба, Светорада присела на край ложа и откинулась на пышно взбитое изголовье. Отдаленный шум стих, монотонно выводили свою трель сверчки, и княжна не заметила, как заснула. А проснулась… Небо уже светлело, щебетали птицы в садах, в покои долетал звон зовущих на службу колоколов.

Княжна была все еще в своем нарядном платье, поэтому, кликнув Дорофею, велела подать ей тонкое, кремового оттенка головное покрывало. Она решила пойти на утреннюю службу, а женщинам нельзя присутствовать на молебне с непокрытой головой. Позже, помолившись и причастившись, они с Дорофеей пошли прогуляться по садам Палатия.

Было раннее утро. Несмотря на то что октябрь был уже на исходе, погода держалась ясная и теплая, еще не наступило время, когда из– за бурь осеннего равноденствия навигация замирает. Княжна, заслоняясь рукой от лучей восходящего солнца, наблюдала, как по сияющим водам Пропонтиды скользят парусные суда. Пели птицы, журчали фонтаны, воздух был упоительно свеж. По пути Дорофея рассказывала княжне, что ее прежний охранник Сила уже в который раз приходит встретиться с госпожой и очень тоскует по ней. Светорада вздохнула. Она тоже скучала по верному и немногословному Силе. Но здесь, в Палатии, где она жила в гинекее и ее охраняли самые отборные воины, никто не позволил бы ей иметь подле себя иноземного богатыря, да еще не евнуха.

Обсуждая по дороге, что они могут сделать для Силы, женщины дошли до удаленного уголка парка, где неожиданно увидели императора. Лев Философ в непривычном одиночестве стоял подле искусственного водоема и кормил хлебом лебедей. Дорожки в садах были утрамбованы и посыпаны песком, шаги женщин были почти неслышны, и они стали пятиться, опасаясь потревожить размышления автократора, когда он вдруг повернулся, увидел их и поманил Светораду рукой.

Она приблизилась с поклоном. Стояла, опустив глаза, в то время как Дорофея покорно замерла поодаль.

Лев внимательно оглядел Светораду, заметил ее нарядный вид, и на его лице появилась удовлетворенная улыбка.

– Вы очень привлекательная женщина, госпожа Ксантия. Красота ваша необычна по нашим представлениям, но есть в ней нечто волнующее и манящее, даже дерзкое, что никак не вяжется с нашими канонами о скромности и смирении женщин, почти святости.

Светорада невольно вспомнила Зою Карбонопсину. Вот уж в ком совсем незаметно святости – скорее властность и сила.

Император опять бросил кусок хлеба плавно скользившим по воде птицам. Сказал:

– Вы архонтиса у себя на родине. Значит, хорошего рода. Вы прекрасно воспитаны, неглупы, интересны. Немудрено, что Александр предпочел вас всем другим. А ведь ранее его любовные прихоти менялись так же быстро, как день и ночь. И вот наконец он встретил ту, которая может удержать его от распутства. Признаться, я давно не видел своего брата столь счастливым и окрыленным. Надеюсь, что это послужит ему на пользу и привнесет покой в его мятущуюся душу.

А Светорада вспомнила, что как раз сегодня Александр не навестил ее. Знал ли об этом базилевс?

– Наш Александр всегда вел беспутную жизнь, – говорил Лев, сокрушенно покачивая головой. – От природы он неглуп, но его ума все же недостаточно, чтобы я ощутил поддержку брата. Однако я страдал из– за неподобающих выходок самбазилевса, стремился наставлять его на путь истинный, но разве можно поучать молодого человека, если время упущено и он вырос столь непокорным и дерзким? К тому же Александр несчастлив в супружестве, а это на многое влияет.