Правила боя - Борис Седов

– Шеф, может, остановимся, пивка возьмем? Народ мается, – спросил Паша-командир.

Я взглянул на Шахова, тот улыбнулся:

– Англичане это называют «a morning after»…

– Ага, «а поутру они проснулись», – сделал вольный перевод Паша и с трудом улыбнулся. – Так как насчет пива?

– Тормозни где-нибудь, – сказал Шахов шоферу.

Вертолеты стояли буквально в чистом поле, не наблюдалось ни аэродромной команды, ни вышки руководителя полетов, ни других прибамбасов, имеющих место быть даже на примитивном полевом аэродроме. Просто два вертолета на небольшом кусочке земли, ограниченном табличками с надписью «Федеральная собственность». Вертолеты были десантно-транспортными, незнакомой мне американской конструкции, с опознавательными знаками морской авиации США.

– С авианосца угнали? – спросил я, выказав незаурядное чувство юмора.

– С базы. Попросили, – угрюмо ответил Шахов. – Не нравится мне все это.

– Мне тоже. Лучше бы на «боинге», и стюардессы чтобы сговорчивыми были…

– Алексей Михайлович! У вас человека убили!

– Я в курсе.

– Если вы знаете, кто это сделал, это хорошо, значит, вы контролируете ситуацию. А если нет? Кто-то сидит у вас на хвосте, убивает ваших людей и не кого-нибудь – представителя «Ворона»! Никогда не поверю, что этот ваш Бахтин прибыл сюда по собственной инициативе, и, дай-то бог, чтобы его убили не за связь с «Вороном», в противном случае – нам всем капец!

– Вы хорошо говорите по-русски, – заметил я. – Лексика богатая.

– Спасибо, – машинально ответил Шахов. – Поражаюсь вашему спокойствию!

– А мы что-нибудь можем изменить? Вернуться обратно в Нью-Йорк, сесть в «боинг» и улететь в Россию? Отказаться от операции?

– Нет, но…

– Вот именно! Я в детстве читал книжку про Дзержинского. Был такой, Феликс Эдмундович звали. Бежал, значит, Железный Феликс с товарищем то ли из ссылки, то ли с каторги, в общем, из Сибири, и добрались они до могучей полноводной реки, сели в лодку, тут товарищ и спрашивает Железного Феликса – а ты грести умеешь? Тот отвечает – нет, а ты? И я, говорит, нет, что же делать будем? Надо грести, – спокойно ответил Феликс Эдмундович. Вот и я говорю – надо грести, изменить мы ничего не можем, поэтому остается только идти вперед. А вот когда вернемся…

– Я понял. По машинам!..

Приземлились мы на такой же грунтовой площадке в окрестностях Окалы, у дороги стояли две машины – микроавтобус и «форд»-пикап с открытым кузовом. В кино на таких «фордах» фермеры рассекают по пыльным дорогам аризонщины.

Выгрузились: бойцы легко и ловко, братва с зелеными лицами мучеников похмелья. Американское пиво явно не прижилось в российских организмах.

– Перекурим, – предложил Паша-командир. – Я это… морская болезнь у меня, отдышаться надо…

– Дышите, – позволил я. – Василий Петрович, а где у нас восемнадцатый маркиз находится?

– Рингкуотер? – удивился Шахов. – В лечебнице.

– А лечебница где?

– Да тоже тут, под Окалой, недалеко, в общем-то.

– А не проведать ли нам его? – предложил я. – Апельсинчиков привезти, авокадо. Родственники-то, небось, не навещают…

– Вы хотите взять его с собой? – догадался Шахов.

– А что, пусть съездит, проветрится, на имение свое посмотрит.

– Похищение человека – это федеральное преступление.

– Я почему-то думаю, что это не последнее преступление, которое мы совершим на территории Соединенных Штатов. Вы, кстати, не знаете, в штате Флорида предусмотрена смертная казнь, или нет?

Шахов промолчал и мы после перекура двинулись в сторону лечебницы «Спринт Винд», что Паша, опять-таки вольно, перевел как «Вольный ветер»…

Американская психушка оказалась симпатичным зданием, окруженным высоким забором и мандариновыми деревьями. На опушке мандаринового леска была устроена парковка и стеклянная забегаловка, где уныло торговали «Биг-Маками», чипсами и кока-колой. Шахов посмотрел на меня грустными глазами и спросил:

– Выходим?

– Выходим! – бодро ответил я.

Народ остался возле машин, Паша-командир пошел в стекляшку, а мы с Шаховым в психлечебницу.

Ворот в американском дурдоме не было. Был широкий проезд, перегороженный полосатым шлагбаумом с какой-то запретительной табличкой на нем. Рядышком стояла будка из толстого, похоже, пуленепробиваемого стекла. В будке сидел крупный мужчина в униформе и смотрел телевизор.

Шахов подошел к окошку и начал что-то говорить охраннику. Тот отвечал лениво, даже издалека было видно, как вместе со словами во рту перекатывается жевательная резинка. Василий Петрович стал горячиться, делать руками разные жесты и, наконец, вытащил из кармана удостоверение. Охранник выключил телевизор, встал и вышел из будки. Вид у него был такой, словно он решил набить Шахову морду, поэтому я пододвинулся поближе. Но охранник осторожно взял в руки удостоверение, долго его изучал, кивнул и вернулся в будку. Однако вместо того, чтобы поднять шлагбаум, он принялся звонить по телефону.

– Ментов вызывает? – спросил я у Шахова.

– Врача.

– Думаете, уже пора?

Шахов улыбнулся:

– Думаю, давно пора. Дело в том, что сегодня неприемный день и без разрешения доктора он не может нас пропустить к больному.

Вскоре на дорожке между мандариновыми деревьями появился молодой мужчина, почему-то не в белом халате, а в обычном костюме, с пластиковой биркой на кармане пиджака.

Между доктором и Шаховым завязалась оживленная беседа, закончившаяся показом удостоверения. Врач взглянул на обложку с белоголовой птицей и начал энергично кивать головой. После этого они прошли в будку, где Шахов стал писать какую-то бумагу. Закончив, они вышли, и доктор с бумагой пошел в лечебницу, а Шахов – ко мне.

– Расписку написал, – объяснил он мне. – Сейчас больного выдадут.

– А он – ничего, не буйный?

– Не буйнее нас с вами. Трупов на его совести, во всяком случае, нет…

Похоже, он думает, что капитана Бахтина замочил я.

На дорожке показался врач, беседующий о чем-то с восемнадцатым маркизом Брокберри.

Маркиз демократично подал руку мне и Шахову. Мы не спеша пошли к машинам. Шахов что-то говорил Рингкоутеру, тот рассеянно слушал, трогал на ходу мандариновые ветки и улыбался.

– Из России? – оживился Рингкуотер и снова подал мне руку. – Я рад, я был в России.

– Давно? – вежливо поинтересовался я.

– Давно, – подтвердил он. – Я был бизнесменом и был в России. Нефть.

– А, черное золото…

– Да, да! Золото! Money!