Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР - Екатерина Наговицына

Но нет. Она говорит, садись удобнее в кресло, я буду давать указания, а ты исполняй. И что бы ни происходило, ничего не бойся. Помни, я буду рядом и в любой момент смогу тебя оттуда вывести. И еще чтобы я с ней разговаривал — так сказать, контакт не терял. Понял? Я кивнул, а сам вообще ничего не понимаю. К робкому десятку никогда не относился, но внутри аж мандраж пошел. В общем, никакой волшебной палочкой махать она не стала, а велела глаза закрыть и дышать так глубоко, как она будет велеть. Минуту дышу, две, слушаю ее, ничего вроде как не меняется, только голос глуше стал и дальше, и вдруг ощущение появилось, будто падаю я куда-то, как в сон проваливаюсь. Приятно. Расслабленное парение.

Вдруг голос ее прямо в ухо: «Где ты? Опиши, что видишь».

И тут же, вот в это самое мгновение, вижу, что стою я на дороге у нашего блокпоста, рядом с КамАЗом тем проклятым, а из-под него кровь растекается. От лужи этой отшагнул, взял себя в руки и начинаю описывать, значит, что вижу. А она мне дальше указывает: посмотри, что под машиной, откуда кровь бежит. А я не хочу! Не могу смотреть, так как точно знаю, что там увижу. Но она настаивает: верь и делай, раз обещал. Через силу наклоняюсь, заглядываю, а там нет ничего страшного. Обычное днище грузовика. Озадаченно поднимаюсь, оборачиваюсь и прямо перед собой вижу Коляна! Он стоит, курит, как тогда, в длинный затяг, щурясь от дыма. Я аж отшатнулся. Головой замотал. Накрыло меня от такой встречи, нехорошо стало, воздух глотаю, а вздохнуть не могу. Ветла за руку меня взяла и говорит: глаза открой. А как открыть, если они у меня от всего этого и так нараспашку? Но она пальцы с силой сжала и повторяет: глубокий вдох, выдох, открывай глаза! И ты знаешь, как переключатель щелкнул — открыл глаза, оказался здесь, сижу в кресле, весь в испарине, и дрожь, как щенка, бьет. Соскочил с кресла, из угла в угол ходить начал, башкой из стороны в сторону мотаю, а сам все шепчу: «Не может этого быть! Это просто гипноз! Наваждение!»

Ветла за мной наблюдала, ждала, пока выдохну и в себя приду. Ну и когда я собственный адекват на место вернул, к ней метнулся: как это? Это же Колян, да? Этого не может быть! А она мне: успокойся, все бывает. Просто допусти в свою картину мира такую возможность. Я тебе позволила не только заглянуть за границу этой реальности, а зайти туда.

А я все пытаюсь объяснение какое-то найти, логику подключить, иначе голова взорвется. Это же не в фильме фантастическом, в реале! Ее допытываю: это как скольжение по информационным полям? Нет, даже не полям, а на самом деле… Сопредельная территория! И она туда людей водит… Проводник, значит…

Ветла подтвердила. И вот это объяснение как-то прям легло, и мне стало спокойно и понятно. Она это тоже увидела и спросила, готов ли я вернуться? Я кивнул. И опять все по новой. Падение, парение, Чечня, дорога, КамАЗ… И снова Колян ко мне подходит. «Здорово, Валдай», — говорит и руку протягивает. Пожал. Его это рука, пожатие крепкое! А главное — вот он, живой и целый. Я, значит, сам себя одернул, чтоб уж совсем как обморочная девица не выглядеть, и ему тоже: «Здорово, Колян, чего звал?» Прикинь, да! Он только ухмыльнулся — соскучился, может быть.

А потом стал, как всегда, серьезным и говорит: «Отпусти меня, Валдай! Пойми, в произошедшем нет твоей вины. Не твое это испытание, да и не мое уже, а моих близких. Мы все испытываемся людьми и сами для людей становимся испытанием. Устал я от этого места. Осточертела эта земля. Домой хочу. Предки меня там ждут, за горизонтом. Слышу, как дед песню поет протяжную, чую запах травы свежескошенной, бабушка кличет ужинать, и коровы тягуче мычат, а еще печка там с огнем теплым, живым, уютным. А здесь нет ничего, только боль, кровь и тоска. Отпусти, Валдай!» — «Так, Колян, я чего, иди», — это я ему. «Не понять тебе, но держишь ты меня здесь сердцем своим, унынием, стенанием. Тем, что жизнь свою начал под откос пускать, а раз мы одной ниточкой в смерти завязаны оказались, мне приходится сидеть и тебя ждать. Поэтому либо прости себя, либо пошли прямо сейчас со мной». Я ему в ступоре: «Как это — пошли со мной?» А он: «Да просто, если согласишься здесь — умрешь там».

И вот честно скажу, оказался я к этому все-таки не готов. Взять и закончить все разом, здесь и сейчас, ни разу не заманчиво оказалось. О Варьке подумал, о Маруське и, не поверишь, о Камчатке, что здорово здесь было бы жить… Про медведя того вспомнил. И тут голос Ветлы тихонько так: «Молодец!» Да и Колян стоит, смотрит по-доброму: «Ну, тогда будем прощаться. Только есть еще одна просьба — автомат мне отдай».

На это я совсем растерялся: «Да где я его возьму?» — «Сам знаешь, где он». Тут меня осенило, и я под машину полез, вижу — автомат искореженный, весь в крови под карданом. Преодолел смятение, потянул его на себя, и он вдруг легко так в руки лег и сразу стал целым, обычным АК-74М, с синей изолентой на рукоятке, которую когда-то, в прошлой жизни, сам Колян и наматывал. Вылез, удивленный, отдал автомат. Колька его сразу за спину закинул. Обнялись на прощание. «Еще свидимся, придет время», — сказал и вроде как ветерок скользнул — и нет Коляна. Один стою. А на душе и легко и грустно одновременно, но не стало горечи этой разъедающей.

Ветла меня спрашивает: «Что-то еще тебе от этого места надо?» Осмотрелся я и понял, что нет. Ничего в нем больше нет. Пустое оно, безжизненное. «Тогда пошли. Тебе тоже домой пора», — и снова руку сжала. Я глаза открыл и понял, что сижу и улыбаюсь. Не поверишь, спокойно стало. Посмотрел на нее и спрашиваю: «Ветла, ты ведьма?» А она только усмехнулась: «Нет. Подругу мою когда-то давно Ведьмой звали, а я — Проводник».

* * *

Слава подлил чай в кружки и задумчиво добавил:

— Вот такие дела, а автомат тот мне больше не снился.

— А потом что было?

— Погостила она у нас еще несколько дней. По округе погуляли, она мне на местную красоту глаз заточила. Поговорили про многое, но это уже больше философские беседы. С Варварой тоже отдельно пообщалась. С Маруськой какие-то секретики пообсуждала. И ты знаешь, Бэл, у нас как будто семья на другие рельсы перешла. Сложно объяснить, как это: раз — и на душе мир появился, но так здорово ощутить! Вроде ничего вокруг не изменилось, а тебе вдруг жить интересно становится. И ведь все свое прошлое помню, ничего не забыл, но смотреть на это стал без боли, стыда и надрыва. А на прощание Ветла спросила: «С медведем-то что делать будем?» Я аж головой замотал: «Не стреляй! Он мне шанс дал». Потом не выдержал и спросил, кого он заломал, что она на отстрел приехала? Ветла лишь улыбнулась: «Тебя!»

В этот миг от резкого порыва ветра с силой хлопнула открытая оконная створка. Тут же залаял Печенег, и мужчины невольно вздрогнули.

— Что за фигня?! — встрепенулся Бэл, а Слава уже рванул, прихрамывая, к дверям, выкрикивая на ходу:

— Окна закрывай, сейчас гроза начнется, все стекла расхлещет! А я приборы сверю, — и вышел.

Бэл защелкнул шпингалеты, озадаченно глядя на улицу. Там уже не было прежней идеалистичной книжной красоты. Склон напротив погрузился в сумрак лиловых туч. С треском скользнули молнии, и за ними, не отставая, прокатился размашистый грохот. В следующую минуту с ревом обрушился ливень.